Будьте моим мужем - Ксюша Иванова (2020)

Пашу в наручниках отвели в какой-то кабинет. Нас предупредили о том, что допросят тоже, только позже — ищут педагога, так как детей можно опрашивать только в его присутствии. И как я ни объясняла, что мальчик не разговаривает, меня никто слушать не стал — разбрелись по кабинетам, оставив меня с детьми в коридоре.

Мы сидели на железных стульях, прикрепленных к стене и молчали. Полинка, видимо, чувствуя общее напряжение, молча рисовала ручкой в моей записной книжке, а Андрюша смотрел в одну точку на стене. Чуть дальше, рядом с комнатой, где за стеклом сидел дежурный, то и дело отвечая на звонки, были и другие люди, за которыми я, сама того не желая, наблюдала. На таких же железных стульях у кабинки дежурного примостилась пара очень пьяных алкашей, которых участковый привел и хотел определить в обезьянник. Дежурный не позволял — говорил, что им впору бы в вытрезвитель.

Я слушала все это, отмечала про себя, но в голове крутилась только одна мысль — что все-таки произошло? И если поведение Паши я еще могла себе объяснить, то что делал Андрюша, зачем он бил Антона, которого видел в первый раз в жизни? Этого я не понимала! Проявление агрессии такое? А может быть, мальчик страдает каким-нибудь психическим расстройством? Как и Павел…

— Андрюша, — позвала его тихонько, так, чтобы сотрудники полиции не слышали. — Зачем ты дядю бил?

Он, до этого сидевший безучасно, после моего вопроса занервничал — личико скривилось, глазки покраснели, а в уголках появились слезы. И мне стало жаль его. Подняла подмышки, усадила к себе на колени, прижала головенку к груди. И он заплакал, затрясся всем телом, судорожно цепляясь за мое платье.

— Маленький мой, зачем? Не нужно было так! А если бы он тебя ударил? А если бы дядя Паша ударил?

— Мама, — вдруг сказала Полинка, продолжая рисовать какие-то каракули и даже не глядя в мою сторону. — Этот дядя бил Андрюшину маму. Он брал ее за горло. И она умерла.

— Что-о? Откуда ты… — я задохнулась! Я не могла даже представить себе, что Полинка сейчас говорит правду!

— Мне Андрей сам рассказал. Он давно уже разговаривает. Еще когда из больницы приехал. Только со взрослыми боится. И шепотом…

Она говорила так спокойно, будто ничего тут такого страшного нет! Будто речь сейчас идет не о чьей-то смерти, а о страшной сказке, о которой ребенку точно известно, что все вымышлено, все неправда!

И когда нас пригласили в кабинет к следователю, у меня самой было гораздо больше вопросов, чем ответов.

51. Павел

Я был уверен, что моя свобода висит на волоске. Ясно же — что бы ни случилось, всегда виноват тот, кто недавно вышел из тюрьмы! Когда ехал в участок, был уверен, что меня никто ни о чем и спрашивать не будет, просто закроют и все. Но усталый, немного помятый майор, явно сидевший на суточном дежурстве, примерно моего возраста, спрашивал, записывал и даже пытался вникнуть в мой рассказ.

— То есть вы избили гражданина Крамского потому, что приревновали к своей жене?

Фамилия какая-то… знакомая… Крамской? Как у…

— Так? — не дал закончить мысль майор.

— Да. Приревновал, — и был даже рад, что этот поганый журналист появился так вовремя — лучше его, чем Эмму! Впрочем, я не знал наверняка, смог бы ее ударить. Я все понимал тогда. Я говорил себе там на улице то, с чем был умом абсолютно согласен: "Пашка, она ничего такого не сделала, чтобы ты срывался сейчас — предупредила, позвонила, на улице с детьми отдала бы ему флешку и уехала к тебе! Успокойся!" Но при этом… она была очень красивой. Она была еще лучше сейчас, чем всегда до этого — и платье, и прическа, и подведенные глаза… И разве это плохо, когда ТВОЯ женщина выглядит замечательно? Разве это плохо, когда тебе завидуют другие мужики? Но упрямая мысль, что она такая не для меня, что она для другого старалась, ужом вилась в моей голове, и я, все понимая, ничего с собой поделать не мог!