Ездить на машине я теперь не мог — врач предупредила об этом сразу. Да буквально на второй день приема лекарств я и сам почувствовал какую-то заторможенность в своих реакциях — соображал медленнее, двигался тоже. Чтобы что-то решить, мне нужно было закрыться в кабинете и, сделав над собой усилие, хорошенько подумать. И если поначалу мучила тоска по Эмме и детям, если в первые дни, выйдя из участка, я буквально места себе дома не находил, почему и переехал временно к родителям, то теперь все улеглось, я был спокоен и равнодушен. И порой, в моменты каких-то прояснений, мне становилось страшно, что так я смогу и привыкнуть — а что, ни боли тебе, ни разочарований, ни расстройств, выпил таблеточку и спокоен, как удав! Только и радости-то никакой…

Неторопливо зашел в подъезд, потопал по лестнице на свой третий этаж — какая-никакая тренировка. Временно, пока принимаю лекарства, пришлось отказаться и от физических нагрузок, а тело сразу почувствовало данную ему слабину. Впрочем, это сейчас меня тоже мало волновало…

Сегодня впервые я решил ночевать дома, да и то только потому, что мама с отцом неожиданно уехали в гости к матери Сашки Рожкова по случаю дня рождения последней. И надо бы, конечно, было позвонить и поздравить Марию Григорьевну, которая никогда о моих праздниках не забывала, да только мне не хотелось. В памяти смутно маячило, что будто бы в тот день, когда я поздравлял ее последний раз, у нее был юбилей и дело было осенью, а сейчас — середина лета… Хотя, я вечно о таких вещах забывал, и делал их обычно только после напоминания матери. Вот и сегодня… Возможно, мать предупреждала, да только для меня почему-то стало неожиданностью, что они с отцом куда-то сегодня уедут. А когда узнал, решил ехать в свою квартиру — смысл пиликать на окраину города, если все равно там придется быть одному?

Квартира встретила меня тишиной и полной темнотой. Не включая свет, я прошел в спальню и начал раздеваться. В сумерках казалось, что в комнатах порядок, хотя я точно помнил, что уезжая к родителям, все здесь разбросал и убирать не стал. С тоской подумал о том, что хочется есть, а из съестного в холодильнике только пельмени. Натянул спортивные штаны, посмотрел на стопку футболок — мать что ли приезжала и погладила? Ничего не говорила вроде… Пожал плечами и пошел в кухню варить пельмени.

То, что в квартире я не один, понял не сразу. Из темной прихожей лежащий на диване в зале человек был еле различим. Но там кто-то был — факт! Вор? Ага, украл мои несметные богатства, умаялся и прилег отдохнуть! Вероника с Максом поругалась — было однажды такое, и у сестры имелся ключ? Чтобы не разбудить и не напугать, включил свет в ванной, так чтобы мне было видно, а ей не мешал и осторожно заглянул в комнату.

И не поверил своим глазам. На моем диване, укрывшись пледом, мирно спала Эмма! Зажмурил глаза, пытаясь вспомнить, есть ли у моих лекарств такой побочный эффект, как галлюцинации, или нет. Но ничего не изменилось. Эмма все так же лежала, свернувшись калачиком и разметав по маленькой подушке длинные светлые пряди волос.

Долго, очень долго стоял я посреди комнаты, то ли не решаясь подойти, то ли из-за своей временной заторможенности не зная, как это лучше сделать. Глаза привыкли к темноте. В последние дни я стал замечать, что на моем лице практически отсутствует мимика — я был безразличен ко всему и очень спокоен. А тут вдруг с удивлением понял, что улыбаюсь!

Так и смотрел бы, наверное, бесконечно, если бы она не открыла глаза. Вскрикнув, подхватилась на диване, вжимаясь в спинку.

— Эмма, это я. Не бойся!

Что я там хотел? Держаться подальше? Боялся причинить вред? Хотел вылечиться и только потом, поняв наверняка, что больше не опасен, прийти к ним? Все эти благие намерения мигом вылетели из моей головы в тот момент, когда она сказала:

— А я тебя жду. Не прогонишь?