Зыбучие пески - Малин Джиолито (2017)

Мы были дома у Себастиана, вскоре после Пасхи. Клаес с Себастианом «планировали» выпускной Себастиана в кухне («Я не уверен, что я буду в Швеции в эти выходные», «Попроси Майлис помочь тебе»). Я ничего не сказала, пока Клаес был в кухне, но когда он вышел, не сдержалась и высказала все, что думала. Мы поссорились. Не из-за того, что нам обоим было понятно, что школу Себастиан в этом году не закончит, в этом не было никакого смысла. Я разозлилась, потому что Себастиан делал вид, что это нормально, что Клаес не собирается присутствовать на важных для сына мероприятиях. Он готов был дать сколько угодно денег, но свое время на сына тратить не желал.

«Я не понимаю, почему ты позволяешь ему обращаться с собой как с последним дерьмом. Он ненавидит тебя, Себастиан, и всегда ненавидел. Ты не заслуживаешь такого скотского обращения».

Я видела, что Себастиан расстроен, и все равно сказала эти жесткие слова. Я видела, что они причинили ему боль. Я видела, что он понимает, что отец никогда его не примет, не говоря уже о том, чтобы гордиться сыном. И, несмотря на все это, сказала то, что думала. Почему? Надеялась, что это поможет? Нет. Себастиан не знал, что такое родительская любовь и забота. Возможно, я хотела его расстроить, хотела быть с ним жестокой. Я его провоцировала. Провоцировала восстать против отца.

И тогда Себастиан влепил мне пощечину. Он ничего не сказал, удар был несильным, но я убежала из кухни и закрылась в ванной. Но запереть дверь я не могла, потому что после возвращения Себастиана из больницы, все ключи из ванных комнат забрали.

Я долго просидела в ванной, пока он не пришел. Когда Себастиан попытался открыть дверь, я намертво вцепилась в ручку. Себастиан не пытался вышибить дверь и даже не пытался потянуть ее на себя со всей силы, хотя так ему удалось бы открыть ее без труда. Я не сразу поняла, что он задумал. Но через несколько минут почувствовала, что металлическая ручка двери раскаляется. Себастиан принес зажигалку из кухни и молча нагревал ручку, пока она не раскалилась, и мне пришлось ее выпустить. Дверь открылась сама.

Он подошел ко мне и задрал платье вверх. Потом расстегнул лифчик и посмотрел на меня в зеркало.

– Может, закроем дверь? – прошептала я.

Я слышала, как Клаес ходит по первому этажу. Горничная тоже была где-то рядом. В саду кто-то подстригал траву, а охранники, как обычно, сидели в будке. Себастиан ничего не ответил. Он не был рассержен. Изнурен, с темными кругами под глазами, но не рассержен. Он расстегнул брюки, стянул их и ударил меня тыльной стороной ладони в висок. Часы попали мне в скулу, рядом с ухом. Я опустилась на холодный кафельный пол, позволила стянуть трусы. Задранное платье сдавливало шею. Он сжал одну грудь ладонью, а сосок другой взял в рот и начал сосать. Он сжимал и тискал мою грудь. Я не хотела быть изнасилованной, поэтому взяла его руку и положила мне между ног. Он сунул в меня два пальца. Я сама подняла ногу, не хотела, чтобы он брал меня силой, оперлась о ванну и дала ему войти в меня. Он кончил быстро, поднялся и ушел.

Когда Сандер попросил рассказать, как Себастиан бил меня, я рассказала. Но я не призналась в том, что испытала облегчение. Кровь забурлила у меня в жилах и ударила в голову. Я чувствовала, что владею контролем над ситуацией. Что теперь, после того как он меня ударил, он больше не сможет причинить мне зла. Все увидят, какой он на самом деле, и избавят меня от него, освободят. Побои дадут мне повод уйти и не вернуться. Никто не заставит меня заботиться о нем, утешать его, развлекать его, даже я сама. Говорят же, что после первого удара нужно уходить. Нельзя оставаться с мужчиной, который тебя ударил, пусть он хоть тысячу раз попросил прощения. Потому что за первым ударом последуют другие. Всем это известно.

Но Себастиан даже не просил прощения. Щека у меня припухла, но синяка не осталось. И она почти не болела. Никто не видел, как он меня ударил. И идти мне тоже было некуда.