Могила моей сестры - Роберт Дугони (2016)

У Трейси встали дыбом волосы. Она снова закрыла дверь, задвинула засов и позвонила Дэну.

– Уже соскучилась?

Она отодвинула занавеску и посмотрела на то место, где стояла машина. Колеса оставили на снегу след, и это означало, что машина стояла там недолго.

– Трейси?

– Просто хотелось услышать твой голос, – сказала она, решив, что у Дэна и так хватает забот.

– Что-то случилось?

– Нет. Я просто беспокойный человек. Помеха в работе.

– Ну, у меня все хорошо. И половина моей охранной системы по-прежнему дома.

– За тобой не следят? – спросила она.

– Если бы следили, нужно быть идиотом, чтобы не заметить этого. Дороги пустынны. У тебя все в порядке?

– Да, все прекрасно. Спокойной ночи, Дэн.

– В следующий раз я хочу проснуться рядом с тобой.

– Хорошо бы.

Она отключила телефон и переоделась на ночь.

Прежде чем залезть под одеяло, Трейси отодвинула занавеску и посмотрела на пустое место, где раньше стояла машина. Потом закрыла дверь на цепочку, положила на ночной столик «Глок» и выключила свет.

Подушка сохранила запах Дэна. Он был нежным и терпеливым любовником, его руки были крепки, но прикосновения легки, как она и представляла. Он дал ей расслабиться, прогнать все мысли, ни о чем не думать, а только отвечать на движения его тела и касаться его рук. Кончив, она прильнула к нему, не желая, чтобы это чувство и он покидали ее.

Глава 43

Впервые за несколько месяцев она проспала всю ночь и на следующее утро проснулась освеженная, хотя ее и тревожил грядущий день. Будучи сотрудником полиции, она не помнила, чтобы нервничала. Дни, когда пахло жареным, были для нее хорошими, возбуждающими днями, днями, когда смена пролетала незаметно, будто часы становились минутами. Но такое простое действие, как просидеть еще один день на слушаниях, вызывало тревогу, как когда-то, столько лет назад.

В вестибюле мотеля она взяла номер «Каскейд Каунти курьер». На первой странице была статья о слушаниях с фотографией Трейси, входящей в здание суда, но, слава богу, не целующейся с Дэном у ветеринарной клиники или входящей вместе с ним в номер мотеля.

Финлей, как и обещал, встретил ее на стоянке у здания суда и помог пробраться сквозь журналистскую братию в зал. Трейси не могла удержаться от ощущения, что Финлей в некотором роде гордится своей ролью ее опекуна.

Трейси ожидала, что ближе к девяти часам зрителей будет меньше, учитывая, что новизна первого дня для многих исчезнет, а ухудшившаяся погода удержит дома всех, кроме самых рьяных, но когда двери в зал суда распахнулись, все скамьи снова быстро заполнились. Людей стало даже больше – возможно, их заинтриговала статья о первом дне слушаний. Трейси насчитала на четыре значка СМИ больше.

Хауз снова вошел в зал суда в сопровождении множества охранников, но на этот раз, подойдя к месту адвокатов и повернувшись к галерее, чтобы дать снять с себя наручники, он не взглянул на дядю. Он смотрел прямо на Трейси. От его взгляда у нее мурашки побежали по коже, как двадцать лет назад, но, в отличие от того дня, теперь у нее не было желания отвести взгляд, даже когда губы Хауза изогнулись в знакомой усмешке. Теперь она знала достаточно, чтобы понять, что взгляд и усмешка были его фасадом и предназначались, чтобы ей стало не по себе, но что Хауз, хотя физически и окреп в тюрьме, оставался эмоционально неразвитым, неуверенным мальчишкой, который похитил Анджелину Боувайн, поскольку не выносил мысли, что она бросит его.

Он отвернулся, лишь когда вошел секретарь и велел всем встать. Судья Мейерс занял свое место, и начался второй день слушаний.

– Мистер О’Лири, можете продолжать, – сказал Мейерс.