Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

Миркин напрягся в тоскливом ожидании.

— Ознакомьтесь с актом экспертизы.

Миркин прочел акт, утер разом взмокший лоб и — утопающий хватается за соломинку — забормотал прыгающими губами:

— Но… здесь какая-то ошибка… Что можно обнаружить на совершенно чистых весах?!

— Берут ватку, смоченную спиртом, протирают поверхности. Потом ватку сжигают и делают спектральный анализ золы. Доказательство бесспорное.

Молча и безжалостно наблюдал Пал Палыч, как допрашиваемый барахтается в волнах отчаяния. Сейчас наступит миг, когда потребуется безупречным швырком перекинуть его в еще горший омут.

— За песок — уже другая статья? — изнемогая, спросил Миркин.

Вот оно! Знает он, знает, что полагается за шлих. Вопрос подготовительный, чтобы начать оправдываться: один раз, случайно, немножко, по глупости, честное слово…

— Статья другая, — равнодушно подтвердил Пал Палыч. — Но не это сейчас для вас главное, — грозно, пудово.

Кажется, удалось. Миркин обмер: что еще? какое главное?

— Видите подпись эксперта под актом?

— Да…

— Почитайте ее рапорт о происшедших накануне событиях.

Миркин прочел раз, прочел второй, с трудом постигая смысл печатных строчек. «Достоевское» лицо его без ведома хозяина убедило Пал Палыча в совершенной неожиданности и ошеломительности читаемого.

Это укрепило позицию Знаменского, ибо он стремился не дать допрашиваемому сообразить или попытаться выяснить, что срок за участие в хищении золотого песка неизмеримо больше, чем за похищение живого ребенка. (О, причуды соцзаконности! Американцы за «киднеппинг» без церемоний сажают на электрический стул!) А как раз на шантаже Кибрит Пал Палыч и целился прорвать защитную линию Миркина. И, пока тот читал и перечитывал рапорт, приметил участок для прорыва: в тексте — там, где описывались приметы преступников, — были две-три строки, на которые Миркин реагировал иначе, чем на все остальное.

Тот наконец оторвался от печатных страниц, вскинул голову:

— С ней что-то случилось?!.. Или мальчик?!..

Пал Палыч забрал рапорт и экспертизу, сложил в папку, медленно завязал тесемочки, каждой секундой молчания усугубляя тяжесть неизвестности для Миркина.

— Гражданин следователь! — взмолился тот.

— Не имею права ответить, — сурово сказал Знаменский. — Служебная тайна.

— Боже мой… Боже мой… — застонал Миркин и закачался на стуле, являя собой зрелище неподдельной скорби.

Ледяной барьер в Знаменском слегка подтаял. Да, пожалуй, и пора уже было переводить разговор на более мягкие рельсы.

— Думаете, мне сладко? — мрачно произнес он. — Эксперт… Зинаида Кибрит — из круга близких моих друзей, — фраза о двух концах: дополнительная угроза (я тебе за Кибрит голову оторву), но одновременно как бы и приглашение к человеческому общению.

— О… — выдохнул Миркин и перестал качаться.

— Самых близких, — подчеркнул Пал Палыч. — Вы были к кому-нибудь сильно привязаны?

— Н-нет…

Коротенькое это словечко сбило Пал Палыча.

— Ни к кому не были привязаны? — озадаченно переспросил он.

Миркин тоже как бы в минутном недоумении пожал плечами:

— Да как-то… скорее всего, нет…

— А мать?

— Ну… относительно.

Миркина тема явно не прельщала, а Знаменскому и вовсе некогда было заниматься человековедением.

— Хорошо, — снова построжел он, — вернемся к шантажу.

— Клянусь, я не имею ни малейшего отношения! Я бы никогда не стал, клянусь вам!

— Кто эти люди? Назовите их.

— Не знаю.

— То есть как это «не знаю»?! Они мои друзья или ваши? Ради кого они вытворяют свои подлости? Ради Бориса Семеновича Миркина! Вашего ради отбеливания. И, пока молчите, вы — соучастник!

— Да разве меня спросили? — Миркин гулко ударил себя в грудь кулаком. — Я бы им объяснил, что это безумие!

— Кто они? — требовал Знаменский.

— Дайте подумать.

— Подумать, что выдать, а про что смолчать?