Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Д-да, это он… Удалось найти? И задержали? — взволновался Миркин.

«Если Чистодела взяли, устроят очную ставку. Что из него успели вытрясти?»

— Найти-то нашли. Только вот… не задержали, — Знаменский звякал ложкой, размешивая чай. — Он в оркестрике духовом подхалтуривал на похоронах. Знали?

— Нет.

— Бухал в барабан.

«К чему это все? Раз упустили. Его, что ли, в Домодедове ловят? Глупость какая».

Знаменский допил чай, встряхнулся и взялся за городской аппарат:

— Это, видимо, Настя? С вами говорит следователь Знаменский. Там у вас наши сотрудники, будьте добры кого-нибудь из них… Да, Знаменский. Ну что вы там?.. Правильно. А как ведет себя Антонина Валериановна? Следовало ожидать… Да, как смогу, приеду.

Миркин сидел совершенно неподвижно, но лицо его Пал Палыч «читал» без труда:

— Хочется спросить, почему там наши люди?

— Наверное, засада, — равнодушно буркнул Миркин.

— Зачем?

— Н-ну, может, купца моего надеетесь подстеречь…

— Он вас навещал? — иронически изумился Пал Палыч. — А как же конспирация? Ох, Миркин, Миркин… Борис Семенович… — с сожалением покачал он головой и добавил уже раздельно и многозначительно:

— В гомеопатию я не верю! Ясно?

Миркин дрогнул:

— О чем вы?

— О Праховой.

— При чем тут она? Безобидная старушка…

— Вчера у безобидной старушки побывал тот самый шантажист. Они долго беседовали. Как вы думаете, если у нее сейчас сделать обыск, а?

Голосом Миркин владел хорошо:

— У Праховой? Обыск? Смешно, Пал Палыч…

— Мне — нет. Потому что несколько раньше у вашей старушки побывал еще кое-кто.

Он показал лестничную фотографию барабанщика. Миркин узнал дверь с двумя замками и цепочкой, узнал и посетителя.

— Чистодел… Что его вдруг понесло?!

— Вероятно, послали выяснить обстановку.

Знаменский поднялся, снял со шкафа расторгуевские снимки.

— И вот он же — в ночь после визита к Праховой.

Миркин вцепился руками в стол:

— Мама родная!.. Мама родная!.. Что это такое?!

— Положили под товарняк. Опознали по пенсионной книжке.

Между двух стекол было заключено крошево изодранных страничек, но по случайности (которыми судьба любит намекнуть на ограниченность нашего материалистического мышления) клочок фотографии с одним глазом остался нетронутым и отчетливо совпадал с собесовской карточкой.

Знаменский шагал по кабинету за его спиной.

— Не терплю читать мораль, Борис Семенович, но он на вашей совести.

— Нет! — вскрикнул Миркин и вскочил. — Нет, нет!

— На чьей же?

— Того, кто это сделал!

— Да откуда у него совесть? А вот вы, кабы не пеклись о мнении Столешникова, выдали бы Чистодела сразу. Получил бы срок — но не вышку же…

Миркин рывком отвернулся от стола.

— Если можно… пожалуйста. Пал Палыч… уберите это…

Знаменский убрал и молча налил ему чаю. Миркин поднял глаза — поблагодарить — и понял, что следователю его жалко. Подбородок предательски задрожал. Самому тоже стало жутко себя жалко.

— Сколько вам было, когда умерла мать, Борис Семенович?

— А?.. Пятнадцать.

— С тех пор Прахова кормила-поила, обучала уму-разуму… И вам не хотелось вырваться из-под опеки?.. Пятнадцать лет, конечно, не возраст, но потом, позже? Ведь вы не питали к ней теплых чувств.

— Ну почему… — вяло возразил Миркин.

— Да иначе и быть не могло. Когда вы обмолвились, что не сильно любили мать, я сначала не понял. Потом кое-что порассказали. Кое-что я довообразил. И, знаете, не позавидовал.

Миркин сжимал опустевший стакан. Сочувственно и мягко его вели к западне. Под ногами было скользко. За что бы уцепиться, удержаться?

— Простите, можно еще? — потянулся он к термосу.

Совсем не те варианты продумывал он на коечке, не к тому следователю шел на допрос. И уж, конечно, не чаял этого ужаса на рельсах.

— Заварено с мятой?