Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Наверное, шофер. Надоело ждать в машине. Но сюда никто не войдет, пока наш разговор не кончится… так или иначе.

Двое снаружи чувствовали, что находятся под наблюдением, и Гусев загодя подал знак шоферу, чтобы тот не бежал: нельзя было выказывать тревогу.

— Товарищ капитан, сейчас передали по рации…

— Потише, Андрей.

— Багров вооружен! Сбил мотоциклиста, взял пистолет…

— Мать честная! — ужаснулся Иван Егорыч.

Гусев выразился более энергично.

Оба дослушали подробности и по-новому поняли поведение Багрова. Эх, минут бы на десять — пятнадцать раньше! А теперь что сделаешь, когда майор у него!

Удалось ему? Не удалось? Какая внутри обстановка? Чем помочь?

Гусев надумал:

— Ты, Андрей, закури и иди спокойно, будто обратно к машине. Потом тихо-тихо кругом сарая. Найди сбоку дырку, щель. Разглядеть вряд ли, но, может, хоть расслышишь, что там. Если майор в опасности, махнешь нам. Будем врываться.

Участковый тоже надумал и даже более мудро:

— Михаил Терентьич! — крикнул он. — Живой мотоциклист-то! В больницу свезли. Побился сильно, однако живой! Слышь, Михаил Терентьич?

— Слышу… — отозвался Багров после паузы.

И участковому полегчало; верно он угадал: Багров боялся, что на нем уже висит покойник. Теперь психике — разгрузка, а значит, и майору помощь.

Действительно, у Томина крепла уверенность, что возможен мирный исход. Он говорил и говорил, а Багров слушал. Это было уже очень много — что слушал. Конечно, не все слышал. Что-то пролетало мимо ушей, что-то глохло в толще недоверия, но что-то все же просачивалось.

Терзаясь противоречивыми чувствами, Багров пристально всматривался в лицо человека, белевшее шагах в трех. Друг? Враг? Рука с пистолетом была почти опущена, ноги едва держали. Если поверить, то снова жить. Но как поверить?..

— Мне кажется, я понимаю вас, Багров. Сначала Пал Палыч кое-что объяснил насчет вашего характера. Потом люди в колонии. Потом я приехал в Еловск и дослушал про вас остальное. Вспомните, в критические моменты вас всегда губила водка. Вот и сегодня дорвались — и сошли с рельсов. Немудрено после недели в бегах. Но еще не поздно. Еще есть выбор.

«Скоро сам растрогаюсь от своего красноречия. Неужели не проймет?»

— Если собственной жизни не жалко, пожалейте жену! Я вот, признаться, пожалел: обещал в вас не стрелять. Потому и распинаюсь Так что можете без опаски меня ухлопать… Она и сейчас наверняка сидит, как я ее оставил — белая от страха, от горя…

— Эх, майор! Еще вопрос, за кого она боится.

— Ну почему вы верите Калищенке?! Ведь сами били его за подлый характер!

— Кабы один Калищенко. А когда родная… — и оборвал.

«Родная — кто? Не дочка ли, „усвиставшая на рысях“ неизвестно куда?!»

— Багров, что случилось после вашей встречи с женой? Ведь что-то же случилось! Скажите мне, может, вместе сообразим, где ошибка? Мы одни, между нами и останется.

Луна уплывала из окошка, и светлый квадрат сползал с Багрова и терял четкость.

Томин переступил с ноги на ногу и пошевелил пальцами в ботинках: подошвы стыли.

«Да-а, братец, мягкие тапочки только дома годятся».

В амбаре гуляли сквозняки. Дверь покачивалась с тихим басовитым скрипом.

«Давно бы уж назад ехали, кабы не уговоры. Досчитаю до двадцати. Если будет молчать, прямо назову Катю. Кто еще ему „родная“? А эта красивая злючка могла, могла!.. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь…»

Ветер снаружи разыгрался всерьез. В амбаре зашептались обрывки бумаги.

«Майор, похоже, честно старается… Майя ждет в милиции… Гаишник жив… Господи, сколько еще сидеть… Катька, змея, могла и наврать. Как она потом за мной бежала, как звала… Я никого не убил. Хоть это хорошо… А зачем тогда все было? Тоска душит — сил нет… Но Майя ждет. Она меня ждет. Еще раз ее увижу…»

Багров расслабился.

Томин расслабился.