Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— О, женщины! О существа, которые…

— Имеют обыкновение выходить замуж, — подхватила Зиночка, не скрывая улыбки.

— Паша, быстро мне рюмку коньяку! Внизу в книжном шкафу. Одной рукой неудобно… Спасибо. Это я за собственное здоровье… Значит, бесповоротно? Любовь, семья и прочее?

— Да что ты так уж раскипятился?.. Пососи лимонную корочку, Тамара Георгиевна унюхает.

— Во-первых, глубоко возмущен твоей скрытностью. Во-вторых, зол на себя: недоглядел. Ничего себе, сыщик! И, в-третьих, честно и откровенно ревную. Если уж приспичило замуж, почему не выйти за меня или Пашу?

— Ты не сватался.

— Убить меня мало.

Все это уже сбивалось на водевиль, и Пал Палыч предложил поздравить Зиночку по-человечески.

— Ррр… Сейчас не могу. Остыну — поздравлю.

— Ну остывай. Я пока позвоню.

— Постой! Были ЗнаТоКи. А теперь?

— Клянусь не менять фамилию.

— И на том спасибо, — буркнул он ей вслед.

16

Утро туманное, утро сырое. Граф порезал лапу о стекляшку. От вчерашнего пиршества тело тяжелое. От Зиночкиного счастья грустно. И опять, опять незваный Власов!

— Мешки под глазами, плохо спали, Игорь Сергеевич?

— Практически не спал. Я много передумал, прежде чем прийти.

— Всю ночь не спал, много думал и окончательно решил?.. — Паша как в воду смотрел.

— Да. Окончательно.

— Свидетель подает в отставку. Это я почти знал. Что же, рассказывайте.

— Не хочется говорить. — Он достал из кармана листок. — Прочтите.

«Старшему следователю Управления внутренних дел г. Москвы тов. Знаменскому П. П. Заявление. От гражданина Власова, проживающего… Я привлекаюсь в качестве свидетеля по делу Д. К. Платонова, который избил на улице человека. По этому делу я не могу быть объективным свидетелем, так как…»

Знаменский пробежал текст до конца, вздохнул, отложил. Все встало на свои места.

— В вашем заявлении нет главного, Игорь Сергеевич.

— Я написал все.

— Вы не написали, почему пришли. Ради кого? Ради себя, ради него, ради торжества справедливости?

Власов выглядел постаревшим, был серьезен, лишен стремления подкалывать следователя; отвечал добросовестно:

— Не терплю, если я кому-то обязан или должен. Ни отдельному человеку, ни обществу.

— Не честнее ли сказать: мне стало стыдно. Вы ведь, в сущности, пришли исповедаться.

— В отпущении грехов не нуждаюсь. Просто мой принцип — всегда платить по счетам.

— Э-э, бросьте, Игорь Сергеевич! Не такой вы рационалист, каким стремитесь выглядеть… Пожалуйста, могу зарегистрировать заявление, поставить входящий номер, и когда понадобитесь — вас вызовут. Устраивает? Насколько вижу, нет. Тогда вот как! — Пал Палыч разорвал листок и бросил в корзину. — Вам стало невтерпеж, и надо облегчить душу. Так что говорите.

Хруст пальцев.

— Неприятно.

— А мне? Ведь каждый день я призываю людей признаваться в чем-то постыдном и мучительном.

— У вас привычка.

— Все равно неприятно. Но нужно. И часто больше-то нужно не мне, а тем, кто сидит тут напротив.

— Я… все написал.

— Нет, этого мало. «Шесть лет назад совершил аналогичное преступление… о нем никому не известно…» Нам обоим нужно без канцелярщины, человеческим языком.

Власов беззвучно пожевал губами. Слов во рту не было.

— Давайте я начну за вас. Шесть лет назад цвела сирень, был вечер и теплый ветер трепал рыжие волосы красивой синеглазой девушки.

— Положим, вечер был прохладный.

— Прохладный ветер трепал рыжие волосы. Вы подошли и сказали: «Как жаль, что вы ждете не меня!» Она ждала другого.

— Да. Но многое было иначе, чем с Платоновым. Только вот постепенно…

— Прошлое смешалось с настоящим.

— Да, все стало казаться похожим. Иногда не мог отделять, где Платонов, где я сам… Та девушка напоминала Риту. И она мне… по-настоящему понравилась.

— А вы ей?