Следствие ведут знатоки - Ольга Лаврова, Александр Лавров (2017)

— Без забот?! Думаешь, легко распланировать загруженность цехов, чтобы тебе дефицит шел, а другим — свекла с морковью?! И все вроде бы случайно, естественно. Думаешь, со мной не пытались поговорить: дескать, Антонина Михайловна, трудно на одной естественной убыли. И с уголка стола уже, подлец, конвертик двигает.

Васькин проявляет живейший интерес:

— А ты?

— Возмущаюсь! — с ноткой горечи отвечает Чугунникова. — Даже грожусь в обэхаэсэс позвонить. Потом, конечно, прощаю. Он забирает конверт и уходит. Рад, хоть естественку не отняла.

— Умная ты баба, Антонина Михайловна! — восхищается Васькин. — Так и надо. Нечего распускать, все разопрут, — он подмигивает. — Нам не останется. Если б ты на меня еще ласково глядела…

— Васькин!! Ты совсем пьян?! Разговорился! — Чугунникова оскорблена даже больше, чем показывает. — Пока народный контроль не ушел, замри! Считай, это приказ.

— Легко сказать! Они, может, полгода торчать будут, ты мне оброк скостишь? Не скостишь.

— И так перебьешься. Это Петр Иванович покойный все в железку просаживал, а у тебя небось кубышка битком.

Васькин даже забывает свою мужскую обиду:

— У меня — кубышка?!

— А куда ж ты деньги деваешь? Второй семьи нет, все домой тащишь.

— Да ты посчитай, во что мне этот дом обходится! Кооператив построил. Полсотни метров. Пятьдесят на четыреста — сколько? Двадцать тысяч. Дальше. Ездить надо? Тачка, гараж, то крыло, то резина. Жена с дочками. Чтобы зимой попки не мерзли, тулупчики надо? Три по куску. Себе надо — еще кусок. Шапочки добавь, сапоги, шарфы из «Березки». Это тебе минимум пять без демисезона и всяких там сережек, только тело прикрыть. Они одних джинсов по сто пятьдесят сколько истаскали. За ними все посчитать — уже под сорок потянет. А это мы с тобой еще квартиру не обставляли.

— Была я у тебя. Ничего особенного, не красное дерево.

— Ну и сколько?

— Тысяч шесть.

— Семь с полтиной. Без ковров и люстры. А я еще садовый участок взял. Избушку леплю. Чтобы воздухом дышать, без всяких излишеств. Знаешь, почем за все дерут? Да я еле концы с концами свожу! Недавно приличную музыку в комиссионке нашел, девки одолели. Так, честное слово, бегал по людям, четыре тысячи занимал до получки!

— Как же ты жил, когда в школе работал? — насмешливо спрашивает Чугунникова.

Васькин отвечает не сразу, с каким-то тягостным удивлением и грустью.

— Знаешь, лучше… Сам не пойму… Вроде ничего и не нужно было…

Его прерывает переговорник:

— Антонина Михайловна, вы распорядились, чтобы я не давала вам пропускать бассейн.

— Спасибо, Зоенька. Где-то в бухгалтерии Знаменский. Предупредите, что через тридцать минут уеду… Вот что, Володя! — обращается она решительно к Васькину. — Зарвался ты! Всякий страх потерял. На тот факт, что ты в присутствии товарища из органов позволил себе быть в нетрезвом виде, я как руководитель обязана отреагировать. Завтра будет приказ. Сниму тебя с Доски почета.

Васькин искренне пугается:

— Да что ты, Антонина Михайловна?! Да за что же?!.. То тринадцатую зарплату срезала, а теперь уж совсем…

— Нужна тебе тринадцатая! У тебя и четырнадцатая, и двадцатая в кармане.

— Да ведь не рублем единым жив человек! Ты же меня на позор…

Секретарша докладывает:

— К вам Знаменский.

— Проси.

Входит Знаменский и Васькин поднимается, расстроенный и злой.

— Можете идти, товарищ Васькин, — начальственно произносит Чугунникова. — Надеюсь, вы сделаете надлежащие выводы из нашего разговора.

Знаменский провожает его любопытным взглядом.

— Садитесь, Пал Палыч.

— Никак не добьюсь толку в бухгалтерии, Антонина Михайловна. Вместо детальной расшифровки, о которой мы договаривались, мне выдали до того общую бумажку… Практически она ничего не отражает.