Человек без сердца - Татьяна Коган (2015)

Джек вспомнил случай из детства, когда ему было лет шесть-семь. Они только-только приехали в Австрию, и мальчику все казалось интересным: непривычная архитектура, широкие магистрали, чужие, не похожие на русские, лица… Стоял солнечный день, отец вел машину, мать сидела на переднем пассажирском кресле, а Ванюша прильнул к окну на заднем сиденье. Погожий летний день переливался разноцветными красками, сдержанная зелень деревьев перемежалась с изумрудной зеленью газонов, в зеркальных окнах домов отражалось нестерпимо-голубое небо, и даже будничная серость асфальта казалась по-праздничному яркой. Там и сям вдоль тротуаров пестрели клумбы с красными, желтыми, синими цветами.

— А теперь, Иван, приготовься, мы въезжаем в самый длинный тоннель города, — сообщил отец, улыбнувшись сыну в зеркало заднего вида.

Тоннель был и правда длинный. Сначала Ванечка с любопытством отсчитывал секунды, глядя на мелькающие за окном фонари, но вскоре насторожился. Прошло уже не меньше трех минут, а тоннель и не думал заканчиваться, уходя все глубже и глубже под землю. Можно было спросить у отца, но он не хотел демонстрировать беспокойство. Родители вели себя обычно, значит, ничего странного не происходит. Однако с каждой секундой Ваня волновался все сильнее: эта унылая, скудно освещенная дорога, зажатая меж бетонных стен, совсем ему не нравилась.

Нет, он не боялся фантастических монстров, якобы живущих под толщей земли; он уже научился отличать вымышленный мир от реального. Но сейчас не мог избавиться от растущего дискомфорта, вызванного нехорошим предположением: а что, если этот тоннель никогда не закончится? Конечно, такого не бывает. Кроме того, отец слишком умен, чтобы добровольно ринуться в тупик. И все-таки сомнение не покидало Ванюшу. И чем дольше тянулся тоннель, тем крепче оно становилось. В какой-то момент ребенок почти уверился в том, что родители просчитались и теперь им предстоит вечно мчаться вперед в тщетных поисках выхода. Наверное, они больше никогда не увидят свет, что было крайне обидно.

Мальчик уже стал привыкать к этой неприятной мысли, когда электрические сумерки стремительно утратили ядовитую насыщенность. Тоннель расширился от хлынувшего в него светлого воздуха, и даже (иллюзия, разумеется) дышать стало легче. Когда автомобиль вынырнул на открытую дорогу, Ваня на мгновение ослеп: так болезненно ярок был вернувшийся день…

Джек плотнее запахнул пиджак и улыбнулся, невидяще глядя в окно. Сейчас он уже не маленький мальчик, и чернота, окутавшая его, страшнее черноты автомобильного тоннеля. Но и она однажды рассеется. Иначе и быть не может.

Джек заснул под утро и проспал почти до самого обеда — ни доктор Вангенхайм, ни медсестры, обычно наведывавшиеся спозаранку, сегодня пациента не тревожили. Разбудил его отец.

— Стесняюсь предположить, чем ты занимался ночью, что так вымотался, — весело сказал Сергей Иванович, усаживаясь на стул у стены. Настроение у него было прекрасное. В последние дни сын выглядел довольным и, похоже, не притворялся.

— Рефлексировал, — ответил Джек, садясь на кровати и протирая глаза.

— Надо полагать, успешно? — В голосе Кравцова-старшего звучала улыбка.

— А сколько времени?

Отец посмотрел на дорогие наручные часы — единственный атрибут роскоши, к которому питал слабость:

— Без четверти час.

— Ого. — Джек зевнул и потянулся. — Даже осмотра сегодня не было. Не день, а сказка.

— Доктор Вангенхайм сказал, последний осмотр будет сегодня вечером.

— Последний? — насторожился Иван.

— Последний перед операцией, — уже не пряча радостного возбуждения, сообщил отец.

— Когда операция?

— Завтра.

Несколько минут Джек молчал, переваривая не столько новость, сколько собственную реакцию на нее. Казалось бы, известие должно было осчастливить его, а он…

Огорчился?

Как это?