Человек без сердца - Татьяна Коган (2015)

О, как же искренне и глубоко он ненавидел сейчас этот мир — такой большой и такой равнодушный… Джека трясло от злости, боль поползла к локтю, добралась до плеча и застряла в районе лопатки. Нужно срочно что-то менять. Дальше так не может продолжаться. Он приблизился к опасной грани, переступив которую уже не выберешься самостоятельно.

Кравцов заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и тут услышал:

— Простите, что вмешиваюсь. Я заметил, что вы упали и поранились. Вы здесь закончили? — таксист говорил тихо и почти равнодушно. Его безучастный голос подействовал на Джека успокаивающе.

— Да, я закончил. Вас не затруднит довезти меня до травмопункта?

— Вы платите. Мне совершенно неважно, куда вас везти.

Минувшие два дня рука болела не переставая, однако таблетки Джек не пил принципиально. Боль держала его в тонусе, стимулировала мыслительный процесс. Впрочем, мысли рождались одна печальнее другой. Джек понимал, что нужно не зацикливаться на проблеме, а сосредоточиться на поиске решений. Однако проблема казалась такой грандиозной, и с каждой минутой она лишь ширилась и набирала массу, высасывала все душевные силы.

Психотерапевт Кравцов никогда не страдал от одиночества. Не скучал в компании самого себя. Мог подолгу предаваться размышлениям, укрывшись в уединенном месте и не ощущая дискомфорта от нехватки общения. Даже находясь в толпе, умел абстрагироваться от окружающей суеты и просто наблюдать, наслаждаясь собственной автономностью. Впервые одиночество не приносило удовольствия. Джек чувствовал себя покинутым и забытым, и это гнетущее ощущение усиливалось в геометрической прогрессии.

Да, у него есть родные и близкие, а друзья постоянно напоминали о себе, но что они знают об его истинных эмоциях? Они могут только предполагать, как ему нелегко, но они видят! Видят! А значит, находятся по ту сторону. Нелепо требовать от них понимания. Сытый голодного не разумеет.

С того момента, когда Джек попал больницу с ранением глаз, он неоднократно воспроизводил в памяти события злополучного дня, удивляясь парадоксальности жизни. Он приехал в любимый бар пропустить стаканчик бренди и сел у стойки, поскольку его столик был занят. Вскоре место освободилось (не без усилий с его стороны), и Джек перебрался в мягкое кресло у стены с огромной фреской, на которую он постоянно заглядывался. Кравцову нравилась эта мрачная атмосферная картина, много раз он предпринимал попытки выяснить имя автора, но тщетно. Загадочная фреска не раскрывала свою тайну. Она баловала преданного почитателя угрюмой красотой, а потом уничтожила его. Проклятая фреска, чью копию Джек мечтал приобрести, разрушила всю его жизнь! Какой удивительный фарс!

Почему-то вспомнилась Елизавета. Вероятно, она испытывала нечто подобное, когда осознала, что влюбилась в старого приятеля. Будто собственная судьба предала тебя, выдернув родной и привычный элемент твоей Вселенной и превратив его в нечто чужое и враждебное. И ты в растерянности взираешь на то, как некогда знакомое и понятное теперь разрушает тебя пядь за пядью. Джек сочувствовал Елизавете. Но даже сейчас, когда ее страдания воспринимались им более чутко, не смог бы ответить взаимностью. Это заблуждение, что чувствам нельзя приказать. Еще как можно. При желании реально внушить себе и легкую влюбленность и пылкую страсть, но желания у него не было. Человек — предельно циничное животное. Джек мог осчастливить как минимум одно существо на планете, однако же «не имел желания». И наплевать, что кому-то от этого больно.

Фреске на стене бара тоже было наплевать. Она рухнула и погребла под руинами одну человеческую жизнь.

Джек поморщился: желудок свело от голода. Сколько он уже не ел? Два дня? Три? Было невозможно запихнуть в себя пищу, сразу же хотелось вырвать. «Нужно выпить хотя бы чай с сахаром», — устало подумал он и пошел на кухню. Набрал воды, включил электрический чайник и сел, упершись локтями в стол и спрятав лицо в ладонях.