Человек без сердца - Татьяна Коган (2015)

— Не переживай за меня. Я справлюсь. — Джек повернул голову, и Сергей Иванович встретился с его глазами. Они были такими же, как прежде — спокойными, внимательными и будто бы зрячими. И от этого завораживающего несоответствия кажущейся картины и действительности веяло чем-то жутким. Кравцов-старший призвал всю свою волю, чтобы голос не дрожал.

— Не ты справишься, Иван… Мы справимся.

Джек кивнул и снова повернулся к окну. Спустя двадцать минут ему удалось отправить отца домой. Когда за ним захлопнулась дверь, Иван сел на подоконник, свесив одну ногу и согнув другую, оперся локтем о колено.

Несколько часов назад он не сомневался, что вскоре обретет зрение. Несколько часов назад он не рассматривал даже гипотетический вариант навсегда остаться слепым. Сегодняшний день планировался днем триумфа. Джек шел верной дорогой. В нужном направлении. Все расчеты указывали на то, что цель близка. Он торопился. Не берег силы. Но когда пришел в пункт назначения, оказалось, путь даже не начинался.

Еще вчера Джека беспокоила его дальнейшая судьба. Он прикидывал, чем первым делом займется, выйдя из стен больницы. Что скажет отцу. Куда поедет. Его волновало множество вещей. Он чувствовал страх, надежду, раздражение. Это была жизнь. Пугающая, наполненная дискомфортом и сомнениями, — но жизнь.

Внезапно эмоции покинули Джека. Раньше он умел от них отключаться, умел их контролировать. Теперь все стало иначе. Теперь просто нечего было отключать и контролировать. Джек перестал что-либо ощущать, утратив интерес к происходящему.

Где-то внутри его росла и ширилась зияющая воронка, она поглотила боль и тревоги. В нем не осталось ничего. Он слился с пустотой, стал ее частью. Он по-прежнему осязал, обонял, слышал. Но не принимал в этом никакого участия. Тело работало само по себе.

Вечером в палату наведался доктор Вангенхайм, перечислил предстоящие процедуры и поделился своими соображениями. По его словам, результаты операции могут проявиться не сразу и какое-то время придется подождать, прежде чем производить новое хирургическое вмешательство.

Джек слушал и согласно кивал. Ему было все равно.

Наступило завтра и послезавтра. Дни тянулись медленно, но пациент не жаловался и демонстрировал стоическое терпение и покорность. Он не создавал впечатления равнодушного — скорее сдержанного. Он задавал вопросы — ровно те и столько, чтобы выглядеть достаточно заинтересованным своей судьбой. Он не играл — существовал автоматически, исполняя функции среднестатистического любящего сына и среднестатистического пациента, желающего выздороветь.

Джек инстинктивно выбрал единственный способ не привлекать внимания — казаться нормальным. Даже проницательный Сергей Иванович хоть и подозревал, что сын в чем-то лукавит ради его спокойствия, о масштабах фальсификации не догадывался. Несколько раз Кравцов-старший пытался вызвать сына на откровенный разговор, но Иван улыбался — не слишком весело, чтобы не возникло мысли о лукавстве, и не слишком грустно, чтобы не разбудить жалость.

Сергей Иванович вынужденно отступал, понимая, что не имеет веских оснований для начала спасательных действий. Сын вел себя адекватно, пусть и не слишком эмоционально. Так ведь Иван с детства славился отличной выдержкой. А сейчас выдержка — главный залог успеха. Любое насильственное вмешательство могло ее нарушить. Кравцов-старший предпочел не рисковать.

Каждый день после обеда в палату приходила медсестра, чтобы отвести пациента на прогулку. Обычно она шла рядом, указывая путь, а Джек передвигался самостоятельно. Он не боялся столкнуться с препятствием или споткнуться о ступеньку — и вовсе не потому, что доверял сопровождавшей его женщине. Просто ему нечего было терять. Когда жизнь утрачивает смысл и будущее не сулит ничего хорошего, возможные падения перестают тебя заботить.