Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

— Я ничего плохого не желаю для мистера Кипперинга, — сказал Мэтью очень спокойно. — Я просто хотел установить факт, что вы его знаете. Я вас с ним видел в «Терновом кусте», но хотел от вас услышать.

— Ладно, я его знаю. Как и все здешние дамы. И даже дракониха его иногда берет к себе в постель, и я даже слыхала, что бесплатно.

Последнее слово Грейс произнесла с отвращением.

Мэтью не мог понять, куда отсюда двигаться. Если Грейс Хестер не знает преподобного Уэйда, то о чем распространялся тогда возле доков Эндрю Кипперинг? «Что именно вы знаете о Грейс Хестер? — спрашивал тогда Кипперинг в тени корабельных мачт. — Это не должно выйти наружу, вы ведь понимаете?» — говорил он.

Мэтью решил сменить курс. С тихим шипением росла кучка в песочных часах.

— Давно ли вы здесь?

— С конца апреля, кажется. А что?

— Доктор Годвин, — сказал Мэтью. — Вы его знали?

— Этого старого пердуна? Убили которого, да? И здорово убили, говорят. — Оставив тему безупречного Энди, Грейс снова потеплела. — Будто ему голову чуть не начисто отрезали.

Ликование ее было почти непристойным.

— Он вас наблюдал, да? До того, как этим занялся доктор Вандерброкен?

— Ага, и засаживал, пока этим занимался. У этой старой сволочи тоже хрен был ого-го — в его-то возрасте, да? Видели там внизу Николь? Тощую эту? Так Годвин на нее залезал каждый раз, как она оказывалась поблизости. Он ей какие-то сраные тарелки подарил на день рождения — в ту самую ночь, как ему горло перерезали. Говорил, что ее любит. Можете себе представить? Любовь — вот в таком месте!

— Действительно забавно, — согласился Мэтью, хотя на самом деле думал, что это очень печально. А тарелки наверняка работы Хирама Стокли.

— Не спускай Николь все в бутылку, она бы разбогатела от всего того серебра, что платил ей Годвин. И еще она говорила, что он ночью как отстреляется и заснет, иногда ее называет чужим именем. И когда он начинал рыдать у нее на плече, она его выставляла. Серебро серебром, а гордость у каждой шлюхи есть.

— Другим именем? — спросил заинтригованный Мэтью. — А каким?

— Николь говорила, что-то вроде… Сьюзен, кажется. Сами у нее спросите. В общем, странный был он старик, этот Годвин. Почти всегда пьяный, и руки у него были холодные.

— Может быть, придется спросить у Николь, — сказал Мэтью, размышляя вслух. — Интересно узнать о докторе Годвине побольше.

— А теперь вы заговорили, как он, — хмыкнула Грейс.

Мэтью снова вернулся к разговору.

— Как кто?

— Как Энди. Хотел знать, когда Годвин был здесь, когда ушел и так далее. Говорил про этого типа с Николь. Николь рассказывала, он ей засунул, слил в чехол, а потом только и делал, что расспрашивал про Годвина, будто на самом деле для того и заходил… В смысле, для того пришел сюда.

— А это так? — спросил Мэтью, глядя, как она гладит куклу в бессознательной потребности утешения от этого куска грязной тряпки, набитого соломой. Реликт из прошлого, подумал он. Как Сьюзен может быть реликтом из прошлого доктора Годвина. А может ли это иметь какое-то отношение к его убийству? — Мисс Хестер! — начал он. — Еще один вопрос. Не называл ли когда-нибудь при вас Эндрю Кипперинг имени Уильяма…

— Стоп, — прервала она его. — Как ты меня назвал?

— Мисс Хестер, — повторил Мэтью. — Вашим именем.

— Моим именем?

Тут у Мэтью кинжальным ударом вступило в мозг прояснение.

— Вы не Грейс Хестер!

— Да нет, черт побери. Я — Мисси Джонс. А Грейс Хестер — в комнате в конце коридора. Это та больная.

— Больная?

— Чахотка. В последние дни ей все хуже и хуже, Бекки говорит, что скоро она кончится. Почему ей дали самую большую комнату во всем доме, я не знаю.

— Ох… какой же я дурак! — почти застонал Мэтью. Он встал, и Мисси Джонс, надо отдать ей должное, не попятилась. — Боже мой, какой же я был дурак!

— Насчет чего?