Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

— Чтобы я пришел туда? Служитель Божий — в дом разврата? Тогда мне в этом городе конец. — На лице Уэйда отразилось страдание, и он все же опустился на камень. Секунду он смотрел, как играет ветер зеленью на холмах, потом тихо проговорил: — Я хотел войти. Я хотел ее увидеть. Говорить с ней. Сказать… не знаю что. Что-нибудь, что ее утешит, или хотя бы принесет ей мир, если это возможно. Очевидно… когда она в мае сюда приехала, она уже была больна, но очень хорошо скрыла свое состояние и от мадам Блоссом, и от доктора Годвина. У нее всегда были золотые уста, даже в детстве, наверняка она как-то отговорилась от этого ужасного осмотра. Потом, как говорит Эндрю, излишества ее… ее профессии ее подкосили. Она упала в обморок, пригласили доктора Годвина… и чтобы ее не выбросили на улицу, она сказала мадам Блоссом, кто она. Я полагаю, Эндрю был выбран доверенным из-за своей репутации… в смысле, репутации адвоката, а не потаскуна.

«Весьма квалифицированного в обоих смыслах», — подумал Мэтью, но промолчал.

— Мы подписали соглашение, — продолжал преподобный. — Эндрю меня информирует о состоянии Грейс, и насколько я понимаю, он возвращал ее несколько раз, когда ей удавалось кого-нибудь уговорить ее выпустить. Особенно она любит «Терновый куст», как он мне говорил.

Мэтью теперь понял: Кипперинг считал, что Мэтью видел его вместе с Грейс внутри «Тернового куста», а не тогда, когда они вывалились из дверей; и как-то у него сложилась мысль, будто Мэтью, горластый петух, догадался, кто она такая.

— В ту ночь, когда убили мистера Деверика, — напомнил Мэтью. — Вас тогда позвал доктор Вандерброкен, потому что Грейс стало хуже? И он решил, что она может умереть в ту ночь?

— Да.

Тогда неудивительно, что Уэйд сказал, а доктор подтвердил, будто они идут в разные места. Трудно было бы объяснить главному констеблю Лиллехорну, куда они идут вдвоем по столь срочному делу.

— И одна из дам мадам Блоссом ходила домой к Вандерброкену, чтобы ему рассказать?

— Да. Она вместе с ним пришла за мной и ждала на углу у моего дома.

Это объясняло женщину, которую видела Констанс, но вызывало новый вопрос.

— Вы сказали, что посредником служил Эндрю Кипперинг. Где был он в эту ночь?

— Понятия не имею. Я знаю, что он любит выпить куда больше, чем позволяется доброму христианину. — Уэйд снял свою шляпу и вытер лоб тыльной стороной ладони. Темные волосы редели на макушке и седели на висках. — Да, — сказал он, будто вспомнив то, на что он должен был отреагировать, но пропустил мимо ушей. — Я говорил Констанс, что проблема вскоре разрешится. И она разрешится мощной дланью Господней.

Но Мэтью решил, что так легко он преподобного не отпустит, и да простит ему Господь подобную дерзость.

— И вы так и думали все те вечера, когда стояли у дома мадам Блоссом? Вы знали, что там ваша дочь лежит на смертном одре и может скончаться в любой момент? Я видел ваши слезы, преподобный. Я знаю, что вы пытались собраться с духом и войти внутрь. Вы не думали, что хотя бы один раз можете освободить себя от узды общественного мнения? От мысли, что скажут церковные старейшины, если узнают, что отец все еще любит свою дочь, ставшую проституткой? — Он подождал, чтобы эти удары жала дошли до собеседника. — Так что я думаю, пусть даже мощная длань Господа и решит этот вопрос скоро, после него останется сломленный человек — если вы не увидитесь с нею.

— Я буду сломлен, если ее увижу, — прозвучал твердый ответ. — Шагнув в этот дом, я рискну всем, чему посвятил свою жизнь. Можете себе представить, как будут смотреть на меня семейства с Голден-хилл, если они узнают.

— Вы не можете сделать этого тайно?

— Я и так держу это в тайне от моей паствы. Ты же был в церкви, когда у меня случилась минута слабости? Еще одной тайны я не выдержу. И ни на что больше годиться не буду.

Мэтью сел на камень неподалеку от преподобного, но не лишком близко.