Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

И искал, где приземлиться. Что-то терлось об него, он не знал что, упал на мягкое, чей-то — мужской — голос сказал: «Он твой, милочка, только не убивай его», и потом на него прыгнул дикий зверь — дыхание обожгло шею, когти вцепились в плечи.

С него стягивали панталоны? Или это кожу сдирали с костей? Он хотел крикнуть — чей-то огненный рот перехватил крик и разорвал его щелкающими зубами. Тот же рот присосался к губам, и Мэтью показалось, что губы у него отрывают прочь. Потом рот двинулся южнее вместе с ногтями, и когда достиг середины континента, Мэтью всосало вверх, оторвав ягодицы от опоры.

Глазами, которые не хотели открываться больше щелочки, он увидел мечущиеся огни свечей, растрепанную тень, сгорбившуюся над ним со свирепостью преисподней. У Мэтью трещал позвоночник, стучали зубы, мозг болтался в черепе ядром в погремушке. Резкое выкручивание, жгучая боль, страх, что его мужской признак завязан в узел пульсирующим мокрым отверстием, сжавшимся столь мощно вокруг него. Потом продолжились те же удары, не стихающие, без пощады и нежности.

В одурманенном состоянии, со впавшим в ступор разумом тело поднялось навстречу потной горячке, но он отчетливо понимал, что с ним делают. Его бросили Чарити Ле-Клер как чесалку для ее зуда. И он лишь мог беспомощно ощущать, как его бьет и мотает, швыряет и сжимает, как румянится и твердеет он сам. Верх стал низом, низ — верхом, и в какой-то момент кровать сломалась, мир поехал в сторону. Рот впился ему в рот, рука в волосы, другая — в яйца, и жадные бедра рухнули на него вниз под изогнутой спиной, отчаянно и свирепо.

Он наполовину сполз с кровати, но не знал, на какую половину. Светлые локоны застилали лицо, влажные груди прижимались к груди. Лизал и лез в губы кошачий язык. Лобок этой дамы стучал в пах под ритмичное хаканье; стук и хаканье прервались, когда демоническая красотка завопила ему прямо в ухо, и потом после передышки на целых восемь секунд Мэтью почувствовал, что его волокут за щиколотки вместе с простынями, а мисс Ле-Клер продолжает демонстрировать свое похотливое искусство. Он готов был поклясться, что его душа пытается вырваться прочь из тела на свободу. После стольких взрывов энергии, которым наверняка способствовало зелье, он уже ни на что не был способен.

Но дама кричала, кричала вновь и вновь, и чтобы заглушить крик, впилась зубами ему в правое ухо, будто в плюшку. В нем оставался только пар, только призрак его прежнего. В этом полусне, полупригрезившемся рае развратника он подумал, что мисс Ле-Клер могла бы научить Полли Блоссом такому, что мадам и в опиумных снах вряд ли пригрезилось бы.

И наконец-то, наконец-то облегчение: движение прекратилось. Тяжесть лежащего поперек груди тела, ощущение поднимающегося пара, как от жаркого солнца после ливня. Шея вывернулась, спина неудобно согнулась. Глаза покатились пушечными ядрами по жнивью, и Мэтью рухнул в пустоту.

Резко, без перехода, он вернулся в мир живых. Его мотало взад-вперед, и в первый момент он испугался, что неутомимая нимфа вновь взялась за свое, но потом из-под распухших век увидел внутренность кареты. Уже настало раннее утро, красное солнце поднималось на востоке. Мэтью понял, что он одет — более или менее — в ту одежду, в которой приехал, и его везут обратно в Нью-Йорк.

Сиденье напротив было пустым. Слышалось щелканье кнута и ощущалась дрожь кареты, увлекаемой к югу четверкой лошадей. Заднее колесо попало на крупный ухаб, Мэтью подбросило вверх, и он приземлился на распухшую железу, отчего чуть не выкрикнул имя Господа всуе. Надо было как-то найти положение тела — ради избитых достоинств. Лошади быстро стучали копытами, карета неслась в симфонии щелчков, тресков и скрипов. Ощущение знакомое.