Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

— В тавернах, — наконец смог вымолвить Роберт. Григсби проскользнул мимо него, не обращая внимания на абсолютное презрение Лиллехорна, и приблизился к трупу. — Он ушел. Еще восьми не было. Обойти таверны.

— Для какой цели?

— Он был… возмущен мнением лорда Корнбери, что таверны следует закрывать рано. И собирался с губернатором бороться — с помощью петиции. Подписанной всеми владельцами таверн и…

Тут Роберта зашатало, потому что глубокая и страшная рана на горле отца предстала свету полностью. Мак-Кеггерс с мокрым от пота лицом и дрожащими руками склонился над трупом и измерил циркулем разрез. В глазах его сверкал безумный, невыносимый ужас, но он продолжал работу.

— Говорите, прошу вас, — напомнил Лиллехорн.

— Да, простите. Я… — Роберт поднес руку ко лбу, будто хотел поддержать голову. Закрыл глаза. — Да, таверны. Он хотел получить поддержку… для борьбы с эдиктом лорда Корнбери, ежели таковой будет издан. Вот где он был вчера вечером.

— Было бы очень полезно, — сказал Мэтью, не успев подумать, что делать этого не следует, — выяснить, в какой таверне он был последней, в какое время и кто мог бы видеть…

— Уже подумал, — прервал его главный констебль. — Вот что, Роберт, я у тебя спрошу: есть ли у тебя мысли — даже самые легкие подозрения, — кто мог бы желать зла твоему отцу?

И снова молодой человек с мрачной завороженностью стал смотреть, как работает Мак-Кеггерс. Тот исследовал зондом обнажившиеся ткани, потом вновь издал булькающий звук и склонился над ведром — так же безрезультатно. С лицом серым, как простыня шлюхи, он вернулся к своей работе. Глаза за очками казались невероятно маленькими черными углями.

— У моего отца, — сказал Роберт, — было одно кредо. Он говорил… что коммерция — это война. И он в это горячо верил. Так что… да, враги у него были, я уверен. Но не здесь, а в Лондоне.

— Откуда такая уверенность?

— У него здесь не было конкурентов.

— Но ведь были, очевидно. Вероятно, кто-то хотел устранить его в связи с его положением…

— Натяжка, — сказал Мак-Кеггерс, и Зед вытер ему лоб мокрой чистой тряпицей. — И устранения доктора Годвина тоже кто-то хотел? Я вам говорю, это работа одного и того же человека.

— Правда? — Пусть у Григсби не было под рукой блокнота, он все равно рвался записывать. — Вы уверены?

— Не отвечайте ему, Мак-Кеггерс! — предупредил Лиллехорн. И добавил, обращаясь к Григсби: — Я вам приказал убираться! Еще минуту здесь проторчите, я вас в тюрьму посажу на неделю!

— У вас нет такой власти, — небрежно ответил Григсби. — Я ни одного закона не нарушаю, правда, Мэтью?

Но их внимание отвлеклось на яростный шум — Мак-Кеггерс что-то рисовал на бумаге. Когда он отступил, стало видно, что красным мелком он обозначил рану на горле у очерченной черным контуром фигуры.

— Вот ответ, — сказал он и нарисовал красный треугольник вокруг каждого глаза. Потом с такой силой соединил их линией через переносицу, что мелок сломался.

— Маскер, — сказал Григсби.

— Называйте как хотите. — Крупные капли пота блестели в желтом свете на лице у Мак-Кеггерса, он сам был похож на мертвеца. — Но это одна и та же рука.

Он взял черный мелок и начал выписывать вдоль контуров лежащей фигуры какие-то заметки, которые Мэтью не мог понять.

— Вы говорите… тот человек, что убил доктора Годвина, убил и моего отца? — спросил Роберт, снова потрясенный.

— Тело я оставлю на сутки у себя, — сказал Мак-Кеггерс, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности. — Завтра утром — к мистеру Парадайну.

Джонатан Парадайн был городским похоронных дел мастером — его заведение находилось на Уолл-стрит возле церкви Троицы. Труп отвезут туда в парусине, а там Парадайн наденет на него подобающий саван и подберет гроб по вкусу родственников Деверика.