Шахта - Антти Туомайнен (2016)

Мали поднялся и прошел за стену. Было слышно, как стукнули дверки шкафа, как раздался звон стекла. Он вернулся с двумя хрустальными вазами. Поставив их на столик, он сел обратно в кресло, взял конфету и начал шелестеть оберткой.

– Вы не против, если я буду дополнять или исправлять, если вам случится ошибиться?

Фраза стала для меня полной неожиданностью. Я предполагал, что мне придется угрожать, шантажировать информацией, а тут все оказалось иначе. Я смотрел на него. Он смотрел на меня и жевал трюфель. Я увидел его в свете зимнего дня и лампы для чтения и вдруг понял: Альцгеймер. Деменция. Что-то из этого рода.

– Если предполагаете, – сказал Матти Мали, – что встретились со старым придурком, не понимающим, кто вы и что вы, страдающим от расстройства памяти, то можете такое сразу забыть.

– Ладно.

– Вам сколько лет?

– Тридцать.

– Далеко не мальчишка. В этом возрасте уже раскаиваются в содеянном.

– Согласен.

– Хорошо. У каждого должны быть вещи, заслуживающие раскаяния, ибо в этом наше спасение. Порой кажется, что это все, что мы имеем, что нас ведет вперед. Может, шоколаду?

Покачал головой. Матти взял еще одну конфету и посмотрел на улицу. Я тоже посмотрел. За окном опять шел снег. Синее небо исчезло.

– Полагаю, твой отец гордится тобой, – сказал Мали, повернувшись ко мне.

– Да, он говорит, что это так.

Мали посасывал конфету в раздумьях. Потом он втянул в себя воздух и произнес: «Пожалуйста».

Я положил перед собой документы, взял сверху все недавние распечатки и повернул их к Мали. Он даже не взглянул на них, а смотрел на меня не отрываясь.

– Себрински, Кармио, Стилсон и Валтонен имели в совместном владении инвестиционный фонд «Норт Венчур Финланд». Несколько лет назад, когда «Финн Майнинг» начала испытывать финансовые затруднения, вызванные открытием рудника в Суомалахти, их фонд пришел на помощь. Фактически вы были вынуждены пойти навстречу требованиям по реструктуризации собственности. Фонд получил право полного контроля за деятельностью компании, причем не обладая контрольным пакетом акций. Это вводило в заблуждение, кстати, как и то, что собственность в «Норт Венчур» была распределена по четырем инвестфондам, в свою очередь, находившимся в собственности коммандитных обществ, в которых вкладчиками являются, точнее являлись, вышеупомянутые господа.

Возникла пауза. Я взял другой документ и положил его перед Мали. Тот взглянул на него, взял чашку и посмотрел в окно. Снегопад усиливался.

– «Норт Венчур» начал управлять компанией «Финн Майнинг», хотя вас считали президентом.

Мали посмотрел на меня. Во взгляде не было злобы или обиды, было иное. Я понял, о чем он.

– Точнее, считали до определенного времени. У меня есть запись заседания совета директоров, на котором вы не присутствовали. Из нее ясно, что четверка руководителей принимала все решения по руднику в Суомалахти. Последствия одного из них мы будем ощущать еще многие десятилетия спустя. К этому я еще вернусь.

– До сих пор все было по высшему разряду, – вдруг оживился Мали. – А знаете, что я вижу?

– Нет. Не знаю.

– Счастье, – продолжил он. – У тебя счастливая жизнь, ты управляешь счастьем, у тебя есть все, что только пожелаешь. Думаю, что ты не понимаешь, о чем я. Думаю, что ты не понимаешь этого вовсе. Ну, да не страшно. В этом смысле ты не составляешь исключения. Предполагаю, что у тебя есть страх за свое рабочее место, возможно, у тебя проблемы дома, ты думаешь, что другие живут лучше, счастливее. Но могу пообещать одно: если тебе когда-нибудь придется вспоминать именно эти моменты, ты будешь считать их лучшими в своей жизни. И тогда единственной твоей надеждой – на тот момент в этом не будет никакого смысла – останется подумать, что ах, если бы я в свое время понял, что был настолько счастлив, насколько это вообще в этой жизни возможно.