По ее следам - Т. Ричмонд (2016)

Дж. Б. Ой, вы знаете, когда напьешься, такое в голову взбредет, что потом сам офигеваешь. Она все время смотрела на телефон, я видела свет от экрана. Наверное, сообщение писала или ждала ответа.

С. Р. Джессика, я задам вам очень простой вопрос. Вы должны ответить предельно честно. Что Алиса сделала потом?

Дж. Б. Слезла на берег. Ребенком клянусь, слезла.

С. Р. Вы готовы повторить свои показания в суде под присягой?

Дж. Б. Без проблем. Перед самым уходом заметила, что на том берегу еще кто-то стоял, чуть подальше от плотины. Какой-то дедуля, наверное, собаку выгуливал. Собаки поблизости не было, но зачем еще тащиться к реке в такой холод?

С. Р. Вы ведь тоже туда пришли.

Дж. Б. Я вам объясняла. Ни за что бы не ушла, если бы знала, что она не доживет до утра. Я ни в чем не виновата.

С. Р. Вы не входите в список подозреваемых.

Дж. Б. Пока ехала к вам, вспомнила, что за песню она пела. Стояла там будто в караоке, только без зрителей.

С. Р. Вы не могли подробнее рассказать про «дедулю» с собакой?

Дж. Б. Так и крутится теперь в голове. Рэп Экзампла, про любовь, которая стартует заново. В Интернете говорят, это одна из ее любимых песен. Я, конечно, не детектив, но скажу одно: если б она хотела прыгнуть, то прыгнула бы с плотины. Поскользнуться не могла, на ногах держалась нормально. Так что остается один вариант.

С. Р. И какой?

Дж. Б. Очевидно же. Ее убили.

* * *

Биография Алисы Сэлмон в сети «Твиттер», 4 января 2012 г.

Профессиональный любитель. Ни рыба, ни мясо. Личное мнение взято взаймы и (на данный момент) слегка уныло. Как поет Джесси Джей, мы живем не ради денег, совсем не ради денег…

* * *

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 25 июля 2012 г.

Дорогой Ларри!

Прости, я опять рассуждаю о прошлом; порой мне кажется, что 1982-й был только вчера. Сеансы с доктором Ричардом Картером продолжались всю осень. Отвечать на его вопросы было по-прежнему нелегко, но постепенно я начал получать смутное удовлетворение от процесса. Флисс напоминала о нашем уговоре всякий раз, когда я пытался увильнуть от психотерапии: пока я исправно хожу на «консультации», она не станет от меня избавляться – будто я старый комод или шкодливый домашний питомец, к примеру, пес, который ни с того ни с сего взбесился и начал кусать всех подряд.

Однажды вечером, спустя примерно шесть недель после ее отъезда – порой время так причудливо искажается, что невозможно вспомнить точный срок, – я приехал домой, и в гостиной горел свет.

«Ты вернулась», – сказал я.

«Не смей принимать это за слабость, – ответила она. – Не смей».

Первые дни мы едва разговаривали друг с другом от неловкости и смущения. Я рассказал Флисс, куда отлучаюсь каждую среду, чем заслужил ее искреннее изумление. «Антропология – это зеркало для человечества, – напыщенно возвестил я. – А теперь зеркало понадобилось мне самому».

Стоило мне раскаяться в грехах, как Ричард сразу проникся подобающим сочувствием. По этому случаю мой неизменный оппонент даже поделился парой историй из собственной биографии: он питал слабость к своей невесте, лесоводству и готике. И предлагал весьма неординарную трактовку исследований Юнга.

– Но почему вы выбрали карьеру психоаналитика? – удивился я.

– Мне больше нечем заняться по средам, скучно, – сказал он, и мы рассмеялись. Еще один переломный момент.

Сейчас, тридцать лет спустя, я снова подумываю отыскать доктора Ричарда Картера и предложить ему множество новых тем, достойных «подробного изучения», если пользоваться его же формулировкой. Но тогда у меня на глазах происходило невозможное: в лечении наметился прогресс. Я чувствовал себя другим человеком. В ноябре даже спросил у Флисс, заметила ли она перемены.