Двадцать лет спустя - Александр Дюма (2007)

– Я предлагал вам свободу, – продолжал министр, – и предлагаю опять. Желаете вы ее? Не пройдет и часа, как ваше отсутствие будет замечено, вас схватят, вам придется убить меня, а это будет ужасающее преступление, вовсе не достойное таких благородных дворян, как вы.

«Он прав», – подумал Атос. И мысль эта, как все, что переживал этот благородный человек, тотчас же отразилась в его взоре.

– Поэтому мы и прибегнем к этой мере лишь в последней крайности, – поспешно заявил д’Артаньян, чтобы разрушить надежду, которую могло вселить в кардинала молчаливое согласие Атоса.

– Если же, напротив, вы меня отпустите, приняв от меня свободу… – продолжал Мазарини.

– Как же мы можем согласиться принять от вас нашу свободу, когда от вас зависит снова нас ее лишить, как вы сами сейчас заявили, через пять минут после того, как вы ее нам дадите? И, зная вас, монсеньор, – добавил д’Артаньян, – я уверен, что вы это сделаете.

– Нет, честное слово кардинала!.. Вы мне не верите?

– Монсеньор, я не доверяю кардиналам, которые не священники.

– В таком случае я даю вам слово министра.

– Вы уже больше не министр, монсеньор, вы наш пленник.

– Даю вам слово Мазарини! Надеюсь, я еще Мазарини и останусь им всегда.

– Гм! – пробормотал д’Артаньян. – Я слыхал про одного Мазарини, который плохо соблюдал свои клятвы, и боюсь, не был ли он одним из предков вашего преосвященства.

– Вы очень умны, господин д’Артаньян, – сказал Мазарини, – и мне крайне досадно, что я поссорился с вами.

– Давайте мириться, монсеньор, я только этого и хочу.

– Ну а если я устрою так, что вы самым ощутимым, самым осязательным образом очутитесь на свободе? – спросил Мазарини.

– А, это другое дело, – сказал Портос.

– Посмотрим, – сказал Атос.

– Посмотрим, – повторил за ним д’Артаньян.

– Так вы согласны? – спросил кардинал.

– Объясните нам сначала ваш план, монсеньор, и мы тогда посмотрим.

– Обратите внимание, господа, на то, что вы крепко заперты.

– Вам хорошо известно, монсеньор, – сказал д’Артаньян, – что у нас все же остается последний выход из положения.

– Какой?

– Умереть вместе с вами.

Мазарини задрожал.

– Слушайте, – сказал он, – в конце коридора есть дверь, ключ от которой у меня. Дверь эта ведет в парк. Берите ключ и уходите. Вы смелы, вы сильны, вы вооружены. Повернув налево, в ста шагах от этой двери вы увидите стену парка. Перелезьте через нее; в три прыжка вы очутитесь на большой дороге и будете свободны. Я знаю вас слишком хорошо и уверен, что если на вас нападут, это не послужит препятствием к вашему бегству.

– Ну вот, наконец-то вы заговорили, монсеньор, – сказал д’Артаньян. – Где же ключ, который вы хотели нам предложить?

– Вот он.

– Не будете ли вы так добры, монсеньор, сами провести нас до этой двери?

– С большим удовольствием, – сказал министр, – если это может успокоить вас.

И Мазарини, не рассчитывавший отделаться так дешево, радостно направился по коридору и отпер дверь.

Она действительно выходила в парк. Трое беглецов в этом тотчас же убедились по ночному ветру, ворвавшемуся в коридор и засыпавшему их снегом.

– Ах, черт возьми! – воскликнул д’Артаньян. – Какая ужасная ночь, монсеньор. Мы не знаем местности и одни ни за что не найдем дороги. Раз уж ваше преосвященство привели нас сюда, то сделайте еще несколько шагов… проведите нас до стены…

– Хорошо, – сказал кардинал.

И, свернув налево, он быстрыми шагами направился к ограде; вскоре все четверо были возле нее.

– Вы удовлетворены, господа? – спросил Мазарини.

– Разумеется. Мы не так уж требовательны. Черт возьми, какая честь! Троих бедных дворян провожает князь церкви! Кстати, монсеньор, вы только что говорили, что мы смелы, сильны и вооружены?

– Да.