Виконт де Бражелон или Десять лет спустя - Александр Дюма (2007)

– А нужно сказать, что де Гиш упрям, как всякий влюбленный, он не прислушался ни к одному из моих доводов. Я просил его, умолял – он и слушать ничего не хотел… Ах, черт возьми!

– Что с вами?

– Простите, мадемуазель, это все проклятая ветка, о которой я уже имел честь упомянуть вам, она только что разорвала мне панталоны.

– Не беда, сейчас темно, – смеясь, отвечала Монтале, – продолжайте, господин Маникан.

– Итак, де Гиш отправился верхом, крупной рысью, а я последовал за ним пешком. Вы понимаете, что только дурак или сумасшедший спешит, бросаясь в воду за своим другом. И вот я пустил де Гиша скакать вперед, а сам поехал не торопясь, в полной уверенности, что несчастного не примут, а если примут, то так, что при первом же суровом слове ему придется повернуть назад, и, следовательно, я увижу, как он скачет домой где-нибудь в Ри или в Мелуне; согласитесь, что и это уже много: одиннадцать лье туда и столько же обратно.

Монтале пожала плечами.

– Смейтесь, если вам угодно, сударыня; но если бы вы не сидели с удобством на гладких камнях ограды, взобрались бы верхом на ветку, то и вы, подобно мне, желали бы сойти вниз как можно скорее.

– Минуточку терпения, дорогой Маникан, одну минуточку. Итак, вы говорите, что вы миновали Ри и Мелун?

– Да, я миновал Ри и Мелун, я продолжал путь, удивляясь, что он не едет назад, наконец, приехав в Фонтенбло, расспрашиваю, осведомляюсь у всех, где де Гиш, никто не видел его, никто не разговаривал с ним в городе, оказывается, он прискакал галопом, въехал в ворота замка и исчез.

С восьми часов вечера я ищу его по всему Фонтенбло, спрашиваю о нем всех и каждого, нет де Гиша! Я умираю от беспокойства Вы понимаете, не мог же я броситься прямо в волчью пасть, не мог сам войти в замок, подобно моему неосторожному другу; я пошел к службам и вызвал вас письмом. Теперь, мадемуазель, ради самого неба, успокойте меня.

– Это совсем не трудно, дорогой Маникан; ваш друг де Гиш бью принят как нельзя лучше.

– Да неужели?

– Король обласкал его.

– Как? Король, который сам отправил его в изгнание?

– Принцесса улыбалась ему; принц, кажется, полюбил его больше, чем прежде.

– Вот как, – протянул Маникан. – Теперь понятно, почему он остался. А обо мне он ничего не говорил?

– Ни слова.

– Очень дурно с его стороны. Что он теперь делает?

– По всей вероятности, спит, а если не спит, то мечтает.

– А что у вас делали весь вечер?

– Танцевали.

– Знаменитый балет? А каков был де Гиш?

– Обворожителен.

– Молодчина! Теперь простите, мадемуазель, мне остается перейти прямо к вам.

– Как так?

– Вы понимаете: я не могу рассчитывать, чтобы мне открыли двери замка в такой час; я очень хотел бы лечь спать на этой ветке, но уверяю вас, что это возможно разве только попугаю.

– Не могу же я, однако, господин Маникан, ввести гостя через забор.

– Двоих, мадемуазель, – проговорил еще чей-то голос, но крайне робко; ясно было, что говоривший чувствует все неприличие подобной просьбы.

– Боже мой, – ужаснулась Монтале, стараясь разглядеть, кто стоял под каштаном, – кто это?

– Я, мадемуазель.

– Кто вы такой?

– Маликорн, ваш покорнейший слуга.

И Маликорн, произнеся эти слова, поднялся с земли на нижние ветви и выше, до уровня ограды.

– Господин Маликорн!.. Господи боже мой, да вы оба с ума сошли!

– Как вы себя чувствуете, мадемуазель? – изысканно вежливо спросил Маликорн.

– Этого только мне не хватало! – вое кликнула с отчаянием Монтале.

– Ах, мадемуазель, – прошептал Маликорн, – не будьте такой суровой, умоляю вас!

– Ведь мы ваши друзья, мадемуазель, – сказал Маникан, – а друзьям нельзя желать погибели. Оставить же нас здесь на всю ночь – все равно что приговорить к смерти.

– Ну, – засмеялась Монтале, – господин Маликорн такой здоровяк, что не умрет, проведя ночь под ясными звездами!