Пьяная боль - Тата Кит (2020)

— Сильная, — произношу иронично. — Знаешь, почему я сильная? Потому что я сирота при живой матери. В тот день, когда хоронили отца, я, оказывается, похоронила и мать.

— Не говори так, — произносит она напугано.

— Говори, не говори… Смысл? Знаешь, в тот день я потеряла отца. Моих слез, моего горя, моей потери не заметил никто. Ты была занята тем, что утешала себя. Семь лет, мам, ты утешаешь себя семь лет и все никак не утешишь. Вот только ты еще можешь найти себе другого мужа и, возможно, снова полюбить… — горло сдавливают непролитые слезы. — А кто мне заменит отца? Кто? Тот мужик, что сейчас спит в твоей комнате, где когда-то спал папа? М?

— Поль…

— И ты, действительно, хочешь, чтобы я родила этого ребенка? Для чего? Чтобы он потом мог видеть, как его мать пьёт с его бабушкой и меняет мужиков в своей постели, где один мерзотнее другого? Ради этого? Чтобы мой ребенок с малолетства хлебал дерьмо большой ложкой, пока его мать пытается себя утешить?

— Этого не будет, — всхлипывает мать.

— Будет, — вздыхаю я и поднимаюсь с пола. — Семь лет было и дальше будет. Я знаю, какое это дерьмо на вкус. Такое и врагу не пожелаешь, а уж собственному ребенку, тем более. Спокойной ночи.

Сказав это, выхожу из туалета, оставив мать наедине с ее слезами. Ровно так же, как это делала она, игнорируя меня последние годы.

Прохожу в свою комнату и, по старой привычке, достаю из шкафа плед, укутываюсь в него и ложусь на диван. Беру с изголовья медвежонка — последний папин подарок, незадолго до его смерти. Прижимаю к груди плюшевого друга и закрываю глаза, надеясь на то, что сон придет ко мне сразу и позволит забыться, чтобы я не мучила себя мыслями и слезами оставшуюся ночь.

Вздрагиваю от внезапного грохота и мужского мата. Приподнимаю голову, прислушиваясь к их источнику.

— Ты ебанулась, что ли? — доносится до меня возмущенный мужской голос.

— Вон из моей квартиры! — шипит моя мать. — Чтобы больше тебя здесь не было!

— Ночь, блять! Куда я пойду? — упирается мужчина.

— Мне плевать! Держи свои вещи и вали!

— Дура! — вновь мужской возглас.

Снова какой-то грохот. Хлопок двери и тишина.

Насторожившись, поднимаюсь с дивана, удерживая на плечах плед и плюшевого медведя в руках. Аккуратно выглядываю из комнаты и вижу как у двери, держась за голову, сидит мать. Её плечи содрогаются от тихих рыданий, худые пальцы сжимают светлые волосы.

Хочется подойти к ней, утешить, но я этого не делаю. Не зачем. Сегодня каждая из нас останется наедине со своим горем, со своей личной потерей.

Сегодня ночью, в тишине этой квартиры, будут плакать две никому ненужные, потерянные и потерявшие себя женщины.

Глава 30

«Либо я проснулась в прошлом, либо в раю» — было первой моей мыслью, когда меня разбудил запах свежей выпечки.

Серьёзно? Выпечка?

Села на диванчике и оглядела свою комнату, чтобы убедиться в том, что я всё же в своей квартире и у меня не начались ароматические галлюцинации из-за беременности.

В своей квартире — значит, не в раю. Вероятно, произошел сбой в пространственно-временном континууме, и я попала в прошлое, потому что поверить в реальность того, что мама впервые за долгих семь лет взялась за выпечку для меня равно бреду.

Отбросила в сторону плед, почувствовав прохладу в комнате, накинула вязаный кардиган поверх старой пижамы. Практически на цыпочках прошла в кухню, боясь спугнуть призрак прошлого. Взгляд невольно метнулся к зеркалу в прихожей, где папа частенько брился электрической бритвой, пока мама готовила завтрак.

Отца нет, а вот тот запах еще остался.

Заглянула в кухню, где у плиты стояла мама. Её волосы были собраны в небольшую шишку на макушке и закреплены двумя маленькими крабиками. Она никогда не любила резинки для волос, сетуя на то, что они путаются во вьющихся волосах и их потом приходится выдирать с корнем.