Код бессмертия - Артём Бестер (2020)

— Так ты сейчас всего лишь майор, — не сдержался Воеводин.

— *лять, но тогда-то я этого не знал, — грустно улыбнулся Гордеев.

— А что потом?

— Ничего. Поначалу я ужасно боялся. Потом пытался понять, что из себя представляет моя способность и почему у некоторых людей очень яркие ауры. Ты сам-то ауры видишь?

— Нет. Я полевик со склонностью к эмпатии. Я вижу поля, эмоции и энергоинформационный след, но не ауру. Я, например, не могу отличить человека завтрашнего дня от обычного, но зато найти среди тысячи обычных людей своего знакомого могу безошибочно. Я как ищейка.

— Понятно. Ну так вот. Стал я замечать, что большинство людей имеют серую ауру с легкими цветными всполохами, и только у единиц она имеет яркий цвет. Сначала я думал, что это особенные люди. Но понаблюдав за некоторыми, понял, что ошибся. А приблизительно через год научился усилием воли отключать свое суперзрение, с тех пор так и живу.

— И ты никому за все это время не открылся?

— А зачем? Чтобы меня дурачком посчитали?

— И то верно. Ну так что? Ты согласен встретиться с Глебом?

Гордеев помолчал, потирая щетинистый подбородок, а потом кивнул:

— Хорошо. Что я должен сделать?

— Приходи завтра к десяти в офис Верхнего уровня. На первом этаже скажешь, что к Глебу Костину, он тебя будет ждать. И не переживай, никто тебя не съест.

— Даже если откажусь ставить пси-блок?

— Даже если откажешься.

— Договорились.

— Отлично. Тогда я, пожалуй, пойду, — Воеводин глянул на дисплей счет-устройства[17], хмыкнул и приложил палец к сканеру. Красный огонек сменился на зеленый, и приятный женский голос, поблагодарив его за визит, призвал как можно чаще посещать сеть Тру-кафе: «самых быстрых кафе в городе». — Тебя подкинуть?

Гордеев взглянул на часы, на остатки бальзама в хрустальном графине и отрицательно покачал головой:

— Нет, сам доберусь.

8

Захар взбежал по мраморным ступеням крыльца и ворвался в холл клиники. Пара охранниов, коротавших ночную смену за неспешным разговором, завидев высокое руководство, вскочили с кресел и вытянулись по стойке смирно.

— Где бригада гипнореабилитации? — рявкнул на них Багиров.

— Не-не-не… могу знать, — заикаясь ответил старший из охранников, и его пухлые щеки от страха заходили ходуном.

— Они спускаются в лифте, Захар Андреевич, — послышался знакомый голос позади.

Багиров, узнав спокойный и холодный голос Вишневской, облегченно вздохнул и повернулся.

— Олеся Владимировна, рад вас видеть! — поприветствовал он высокую стройную брюнетку, входящую в холл со стороны больничного корпуса. — У вас, как всегда, все работает как часы. Не думал, что трудитесь по ночам. Как там Юля?

— Мне позвонил Митрофанов, и я сразу примчалась сюда. А внучку вашу мы обследовали, причин волноваться за ее здоровье нет, и это удивительно. Насколько я поняла, она попала под действие сон-блока.

В этот момент послышался мелодичный звон, и из дверей ближайшего лифта появилась бригада медиков, толкающая перед собой больничную каталку, увешанную аппаратурой.

— Пациент прибыл? — спросил у Вишневской один из врачей. На Багирова он не обратил внимания.

— Пока нет, — ответила Олеся, но заметив за окном приближающийся черный микроавтобус, добавила: — Думаю, это они. Быстро ко входу.

Пропустив вперед бригаду медиков, Захар и Олеся бросились следом.

Автобус, взвизгнув шинами, замер у крыльца. Дверь скользнула в сторону, и из салона выскочила Ольга Самойлова.

— Тут сын Багирова! Быстро сюда, — крикнула она и без того бегущей со всех ног бригаде медиков.

Захар подбежал к машине, когда Николая укладывали на каталку. Глаза сына были закрыты, а на бледном лице блуждала глупая улыбка.

— Что с ним? — спросил Багиров, склоняясь над сыном.

— У него бред из-за потери ментального контакта с гипнотом, — ответила Самойлова.