Время «Ч» - Инна Тронина (2020)

Минц перешагивал брошенные на растрескавшийся асфальт трубы, взбирался на кучи песка и щебня и думал о том, что следующую зиму тоже придётся прожить без отопления. И потом неизвестно ещё сколько будет таких зим – серых, безнадёжных. Папа умудрился без серьёзных болезней пережить холодное время, но потом может случиться всякое. Дом дореволюционной постройки, уже старый, и от сырости портятся стены, крошится кладка, ржавеют трубы.

Васильевский остров гибнет на глазах. Дома буквально через один зияют выбитыми окнами; их стены полуразрушены, крыши наполовину сорваны. Эти призраки былого великолепия мало чем отличаются от тех домов, где ещё живут люди – те тоже потрясают своим убожеством. Те же чувства Минц испытывал днём, в деревне, и сейчас они нахлынули вновь. Похоже, Питер имеет такое же незавидное будущее, как и новгородская глубинка…

Думая только о том, как добраться до постели, Саша завернул за угол дома, вошёл в свой подъезд. Отделение Сбербанка, размещавшееся внизу, разумеется, было закрыто. То ли на вольном воздухе он отвык от подобных запахов, то ли от переутомления подкачало здоровье, но ударивший в нос запах мочи и прочих нечистот буквально оглушил Сашу. Он даже прикрыл нос и рот ладонью, удерживая рвоту.

Лифт опять не работал, и пришлось кружить по стёршимся ступеням, взбираясь на четвёртый этаж. Тот ли это дом, из-за которого им все завидовали? Снаружи он ещё ничего, а внутри – форменная развалюха. За последние годы жилище постарело, будто на несколько десятилетий, и уже не вызывало ничьих восторгов.

На своей площадке, недалеко от шахты лифта, Минц едва не наступил в чью-то блевотину, которой утром не было. Окончательно озверев, он полез за ключом, но пальцы от усталости разжались. Сталь звякнула о камень, и пришлось ещё несколько минут наощупь искать брелок. Лестницу давно уже не убирали, и Саша здорово испачкался, после чего решил тут же рвануть под душ.

С удовлетворением обнаружив, что света нигде нет, Саша всё же заглянул в комнату Льва Бернардовича. Постель отца была пуста, а на покрывающей подушку накидке белела записка. Минц поспешно зажёг торшер и узнал руку сестры.

«Саша! Папу я увезла на дачу – пусть ещё немного побудет у нас. Поскольку, кроме тебя, в городе никого не остаётся, я поместила на объявлениях об обмене сахарного песка на ягоды ваш телефон. Звонить попросила с восьми до десяти вечера. Сам понимаешь, что я в безвыходном положении. Может, что-то и получится с этим обменом, хоть я и потеряла всякую надежду. Будь здоров, береги себя. Папу привезу дней через пять, если ничего не случится. Мы едем на нашей машине, за рулём Юрка. Он очень переживал, что не застал тебя. Всего хорошего.

Софья. 17 августа 1991 года»

Присев на постель Льва Бернардовича, Саша с облегчением вздохнул. Сестра права – он сейчас не может уделять отцу и малой толики того внимания, которого старик безмолвно требует. «Спасибо, Сонька, ты молодец! Я теперь свободен, а с племянником в другой раз поговорим…»

Он вышел в коридор, с облегчением сбросил тяжёлые, грязные сапоги. В носках прошёл в ванную, зажёг там свет, газовую колонку и пустил воду.

* * *

Арина поднесла спичку к третьей свече, дождалась, когда вспыхнул фитилёк. Потом помахала спичкой в воздухе и выбросила её в пепельницу. Электрический свет с недавних пор стал непереносимым, и днём тоже было тоскливо, больно. Арина хотела бы и вовсе жить в темноте, но по некоторым причинам не могла. В незнакомой квартире она постоянно натыкалась на мебель, тем более что от стресса сильно пострадала координация движений.