Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Директор разведывательного управления писал со свойственной ему беспощадной честностью и с горечью столь тяжелой, что она могла сломать кого угодно. Шептун печалился о своей стране, ее гражданах, которых он не сумел защитить, о собственных детях, которых едва знал, о карьере, начавшейся тридцать лет назад с больших надежд и заканчивающейся теперь таким феерическим провалом.

Часы тикали на его рабочем столе, канал в Интернете был открыт, светился экран телевизора, но никаких сообщений не поступало. Время вышло, «Эшелон» молчал: и на этот раз оправдались его худшие ожидания.

Шептун открыл ящик стола, достал прибор для измерения давления, обернул вокруг руки манжету – и тут замигала лампочка на телефоне прямой связи с президентом. Маккинли поднял трубку.

– Ничего? – спросил Гросвенор, даже не пытаясь скрыть беспокойство.

– Ничего, – ответил Шептун. – Очевидно, Кумали не заглотила наживку. Полагаю, был допущен какой-то незначительный, но ставший роковым промах. Пилигрим оценил предельный срок несколько иначе: он будет ждать еще пятьдесят семь минут, но вряд ли за это время что-нибудь изменится. Что вы собираетесь делать? Читать обращение к американскому народу?

Гросвенор долго молчал, пытаясь обуздать роящиеся в голове тревожные мысли.

– Нет, – сказал он наконец. – Я дал Пилигриму тридцать шесть часов. Мы доиграем пьесу до конца. Он заслужил это.

Президент повесил трубку. Его угнетала мысль, что он не сумел защитить своих соотечественников. Общественное мнение и история будут к нему беспощадны.

Час назад он, как и Шептун, полностью выполнил свою повестку дня: сделал последний звонок по телефону и теперь сидел один в зловещей тишине. Президент опустил голову на руки, горько сожалея, что Энн умерла, а детей у них не было. Как бы он хотел сейчас оказаться в лоне семьи, где мог бы обрести покой и смысл существования!

Но ничего этого не было, только страх гулял сквозняком по пустым коридорам его души.

Глава 23

Мы с Брэдли в этот момент находились в другом коридоре: брели в молчании по тускло освещенному отелю к моему номеру.

До истечения предельного срока оставалось меньше тридцати минут. Я отчаянно боролся с охватившим меня беспокойством и, чтобы немного отвлечься, предложил Бену ознакомиться с документами турецкой полиции, касающимися смерти Доджа. Понимая их важность для предъявления обвинения в ближайшем будущем, Брэдли согласился. Пожелав спокойной ночи ленивому коту, мы пересекли пустой холл и уже входили в лифт, когда у меня возникло сильное подозрение, что за нами следят.

Вокруг никого не было, даже дежурный клерк отсутствовал, но на стене у них имелась камера наблюдения с наведенным на конторку портье объективом. Я подумал, что, возможно, кто-то следит за нами из близлежащего офиса.

Я пропустил Бена в лифт, тихо сказав, что пойду пешком по лестнице. Если противники, те же албанцы, нападут на нас, им будет труднее иметь дело с объектом, внезапно разделившимся на две части. Брэдли вопросительно взглянул на меня, и я пояснил:

– Нужна физическая нагрузка.

Прекрасно понимая, что я говорю ерунду, он все же молча зашел в лифт. Я же резко свернул влево и, перепрыгивая через ступеньки, без всяких происшествий одолел лестничный пролет, поравнявшись с лифтом как раз в тот момент, когда открывались его стальные двери. Брэдли удивленно поднял брови, увидев в моей руке беретту девятимиллиметрового калибра со взведенным курком.

– Это, я так понимаю, вместо гантелей? – поинтересовался он с серьезным видом.

Я опустил пистолет, и мы вместе дошли до моего номера. Меня все еще не отпускало чувство, что за нами следят, но камер наблюдения в коридоре не было. Быстро оглянувшись, я бросил взгляд во тьму, но ничего там не увидел.