Аура - Фуэнтес Карлос (2002)

Ма jeune poupée, – написал генерал в порыве вдохновения, – ma jeune poupйe aux yeux verts; je t'ai comblée d'amour [6]. Он описывает дом, где они жили, прогулки, балы, экипажи, общество времен Второй империи, и все это так беспомощно, так невыразительно. J'ai mкme supporté ta haine des chats, moi qu'aimais tellement les jolies bкtes… [7] Однажды он стал свидетелем того, как она, приподняв юбку с кринолином, в остервенении била ногами кошку, и не остановил ее, потому что tu faisais зa d'un façon si innocent, par par enfantillage [8]. Более того, эта сцена так его возбудила, что в ту ночь он любил ее, если верить запискам, с удесятеренной страстью, parce que tu m'avais dit que torturer les chats était ta maniéиre а toi de rendre notre amour favorable, par un sacrifice symbolique… [9] Ты уже подсчитал: выходит, что сеньоре Консуэло сейчас сто девять лет… Ты перевертываешь страницу. Ей было сорок девять, когда умер ее муж. Tu sais si bien t'habiller, ma douce Consuelo, toujours drappé dans des velours verts, verts comme tes yeux. Je pense que tu seras toujours belle, mкme dans cents ans… [10] Всегда в зеленом. Всегда прекрасна, даже в сто лет. Tu es si fiиre de ta beautй; que ne ferais-tu pas pour rester toujours jeune! [11]

4

Теперь ты знаешь, почему Аура живет в этом доме: чтобы поддерживать иллюзию вечной молодости и красоты у несчастной обезумевшей старухи. Девушка нужна ей как зеркало, как еще одна реликвия в ее святилище, заполненном жертвоприношениями, серебряными сердцами, изображениями демонов и святых.

Ты отодвигаешь рукопись в сторону и спускаешься вниз, туда, где только и может находиться по утрам Аура, живя у такой скаредной старухи. Ты не ошибся, она на кухне и в эту минуту обезглавливает козленка. Ты видишь, как над тушей струится пар, как капает на пол теплая кровь, как стекленеют широко раскрытые глаза животного, и с трудом сдерживаешь тошноту. Ты переводишь взгляд на Ауру: непричесанная, кое-как одетая, забрызганная кровью, она смотрит на тебя, не узнавая, и продолжает свою работу мясника.

Ты выскакиваешь из кухни. Ну уж нет, на этот раз ты не промолчишь и выскажешь старой карге все, что думаешь о ее скупердяйстве и гнусном тиранстве. Ты резко распахиваешь дверь и за завесой мерцающих огней видишь старуху. Она стоит возле кровати и совершает странный обряд: одна ее рука вытянута вперед и напряжена, словно изо всех сил старается что-то удержать, другая сжимает какой-то невидимый предмет, раз за разом нанося им удары по воздуху. Затем старуха вытирает руки о грудь и со вздохом принимается снова резать и кромсать что-то невидимое, как будто – да-да, теперь это совершенно ясно – как будто сдирает шкуру…

Ты вихрем проносишься через переднюю, гостиную, столовую и вбегаешь в кухню, где Аура сосредоточенно сдирает шкуру с козленка и не слышит ни твоих шагов, ни твоих слов, глядя сквозь тебя, как будто ты бесплотен…

Ты медленно поднимаешься к себе и, закрыв дверь, приваливаешься к ней спиной, словно опасаешься неведомого преследователя. Пот катится с тебя градом, ты тяжело дышишь, сознавая собственное бессилие: если кто-то или что-то попытается проникнуть в комнату, ты не сможешь этому воспрепятствовать, просто отступишь в сторону, и все. Ты лихорадочно придвигаешь к двери – двери, которую нельзя запереть, – кресло, затем кровать, тут же в изнеможении валишься на нее, опустошенный и безвольный, закрываешь глаза и обхватываешь руками свою подушку. Впрочем, она вовсе не твоя, как и все остальное в этом доме…

Ты погружаешься в дремоту, стараясь поскорее забыться, потому что это единственный выход, единственное спасение от безумия. «Она сумасшедшая, сумасшедшая», – бормочешь ты, убаюкивая себя, и снова вспоминаешь, как старуха свежевала невидимого козленка невидимым ножом. «Она сумасшедшая…»