Гулять возле озера – одно удовольствие. Тихо, ветра нет, людей тоже. В руке у меня веточка винограда, которую мама для меня захватила. И вроде бы ничего особенного: во дворе у нас его выросло много. Но именно здесь и сейчас он вкуснее всего.

– Бери, – предлагаю и ей.

Она качает головой и смеется. И мне тоже на душе хорошо и светло. Наверное, потому, что рядом со мной родной человек, который ничего не ждет от меня. Наоборот – предлагает. Эту тишину, красоту, эту веточку, в которой море заботы. И как-то само собой получается, что я начинаю рассказывать, выплескивать то, что внутри накипело, осело, застыло и притаилось, надеясь, что не достанут.

– Ничего, все наладится, – обняв меня, говорит мама, когда я заканчиваю. – Постарайся услышать себя. Не следователя, потому что он для тебя никто. Не свое прошлое, потому что его уже нет и оно дало тебе все, что могло, тогда – не сейчас. Не свои страхи, которые мешают почувствовать. Не меня, потому что я хочу тебе самого лучшего, но только ты сама понимаешь, в чем оно заключается. Вернее, поймешь, когда позволишь себе ни на кого не оглядываться. А пока просто отдыхай.

Отдыхать, кстати, у меня хорошо получается. Днем прогулка у озера, вечером я сижу на террасе под боком у мамы, потому что так теплее и уютней. Дядя Слава срочно отпрашивается к соседу забрать какие-то инструменты, а мы с мамой смеемся и пьем тот самый чай, который я захватила с собой.

– Это твой Лука этим торгует? – спрашивает она. – И как продажи, идут?

– Там не только такой чай. Этот был в единственном экземпляре, и его почему-то никто не любит, кроме меня. А продажи идут хорошо. У Луки талант, к нему вообще тянутся люди.

– Как и к тебе. В этом вы очень похожи.

Я прячу улыбку за чашкой. Смотрю на то, как неспешно опускается солнце. И чувствую, как так же неторопливо малышка ворочается у меня в животе. Ей нравится. Хотя, по-моему, она уже немного скучает по папе. Потому что, когда мама пыталась услышать ее, она притаилась. И вообще вела себя смирно. А стоило заговорить о Луке, дала знак.

– Ну как вы тут? – Примерно через часик дядя Слава неспешно заходит во двор с пустыми руками. – Не замерзли?

– Заходите смело, – улыбаюсь я, – с чайной церемонией на сегодня покончено.

К дому он идет уже гораздо бодрее.

– Не понимаю я ничего в таких напитках. Ты бы если попробовала мою наливочку или вино… – Он смотрит на меня с сожалением. – Но тебе еще долго будет нельзя.

– Когда-нибудь потом, по случаю, – отмахиваюсь я.

Дядя Слава тут же приободряется, а я даже не сразу понимаю почему, пока не перевожу взгляд на маму. Она волнуется, серьезно, волнуется и радуется, что у нас с ее мужчиной устанавливается более теплый контакт.

– Мам, – обнимаю ее, – ну ты что, в самом деле? Сама говорила: ничье мнение не имеет значения…

– Ты же моя доченька. – Она трогательно улыбается. – Твое мнение для меня самое важное.

– Мне он нравится, мам. Ты счастлива – и я тоже.

Маленькая снова шевелится. Такое ощущение, что поддакивает: и я тоже, ага, а вместе мы – банда!

Взглянув на часы, я решаю позвонить Ире. Если не ошибаюсь, у нее как раз заканчивается рабочий день. А то вдруг решит заехать ко мне, а меня дома нет.

– Ну хоть вспомнила обо мне – и то хорошо, – ворчит она. – Целый день на даче и только звонишь.

– Не хотела тебя отвлекать. Ты же работаешь.

– Не то слово. Половину новой книжки Алисы уже прочитала. Только это информация не для шефа.

- Не волнуйся, не сдам, - смеюсь я.

- Н-да, я тут задумалась: а шарик-то круглый. Твой Лука – сводный брат Алисы, которая у меня когда-то практику проходила. Его папа – бывший муж новой жены моего шефа. У меня такое ощущение, что мы не в мегаполисе живем, а все вертимся на маленьком пятачке. Можно смело здороваться со случайными прохожими и расспрашивать у них, как прошел день. Наверняка окажется, что это или родственник моих знакомых, или друг.