Среди тысячи слов - Эмма Скотт (2020)

– Моя бабушка однажды сказала мне, что у каждой истории есть «пока». Происходит что-то плохое и показывает главному герою то, чего он больше всего хочет. Но где же это «пока», что вернет все на место? Когда персонаж, наконец, получит то, чего больше всего хочет?

– Когда сам себе позволит, – ответил я. Мои руки чесались от желания коснуться локона, упавшего на ее щеку. – Или когда он сам пойдет и возьмет то, что хочет.

– Вот почему ты покидаешь Хармони, – сказала она.

– Да.

Она кивнула, а затем вздохнула. Сила вернулась в ее голос.

– Хотела бы я быть такой же храброй, как и ты.

– Мне кажется, то, что ты прошла прослушивание на роль в самой знаменитой пьесе Шекспира, не играя на сцене и дня в своей жизни, уже похоже на храбрость.

– Или глупость, – ответила она, рассмеявшись. – Прости за то, что сказала о твоей маме.

– Не извиняйся.

– Слишком поздно. Извинилась, – она снова улыбалась, и мой взгляд привлекли ее полные губы, сияющие от блеска.

Мне стало интересно, какие они на вкус…

Уиллоу кивнула подбородком на улицу.

– Ты, наверное, это хотел мне показать.

Я проследил за ее взглядом до амфитеатра Хармони на другой стороне улицы.

– Ага, – ответил я, отрывая от нее взгляд. – Да, именно это.

Мы пересекли тихую улицу и прошли под отдельно стоящей квадратной аркой из белого камня. Театр был сделан из нескольких рядов цементных ступенек, идущих по кругу, со сценой в середине. Отдельно стоящие бетонные блоки были разбросаны тут и там в качестве абстрактного декора. Амфитеатр окружала зеленая трава, или она станет зеленой, когда придет весна. Пока что солнце светило на грязноватые клочки коричневого и желтого дерна.

– Иногда я прихожу сюда вечером, – сказал я. – Покурить и побыть в уединении.

– Понимаю, – она раскинула руки. – Почему Мартин не ставил «Эдипа» здесь?

– Слишком холодно в январе.

– О, ну да. А летом? Он ставит здесь спектакли?

– Нет. Аренда слишком дорогая.

– Облом, – сказала она. – Только представь. Шекспир в парке:

– Представляю, – ответил я, легко представив, как Уиллоу может построить здесь свою жизнь. Дом в «Коттеджах» и лето Шекспира на заднем дворике. Пока я буду бежать со всей скоростью в другом направлении.

– Как и Марти, – продолжил я. – Он мечтает расширить театральную программу и добавить постановки под открытым небом.

– Почему тогда не расширяет? – спросила Уиллоу, забираясь на продолговатый бетонный блок. Она села и свесила ноги через край.

– Нет денег, – ответил я, облокотившись о блок. Мои плечи оказались на одном уровне с ее талией. – Он многого мне не рассказывает, но предыдущий владелец ОТХ не очень хорошо справлялся с финансами.

– Все настолько серьезно? – спросила Уиллоу. От искреннего сочувствия в ее голосе у меня заболело сердце.

– Не знаю. Но это еще одна причина, по которой мне нужно убираться отсюда. Я не смогу здесь заработать. Но там, – я махнул рукой, показывая буквально на что угодно за пределами Хармони, – у меня есть шанс. Я смогу помочь ему.

– Ты не забудешь, с чего начинал, – сказала Уиллоу, и ее голос смягчился.

Я пожал плечами, но улыбнулся себе под нос и потянулся за сигаретами.

– Ты не возражаешь, если я закурю?

– И да, и нет.

Я взглянул на нее, сощурившись. За спиной Уиллоу светило солнце, превращая ее длинные, волнистые волосы в золотое гало[28].

«Она похожа на чертову леди Годиву».

Я откашлялся.

– И да, и нет?

– Да, я возражаю, потому что это плохо для тебя. Нет, потому что дым мне не мешает.

Я почти убрал сигареты.

«Не нужно начинать меняться, Пирс. Ты уезжаешь отсюда».

Я вытащил сигарету из упаковки, сжал в зубах и зажег серебряной зажигалкой Zippo. Выдохнув дым, я заметил маленький черный крестик, нарисованный ручкой на колене Уиллоу.

– Что это?