Иван Московский. Первые шаги - Михаил Ланцов (2019)

– А я умом, – улыбнулся сын. – Я же сын Великого князя, а не простой коваль. Мне думать положено. Не переживай, отец, воя они не поднимут. Крицы я уже за готовое железо покупаю у ковалей по их же просьбе и сходной цене. Ведь молотком выбивать «дурь» из крицы, превращая ее в железо, долго и тяжело. А так они могут сразу ковать что-нибудь дельное без этой мороки. Поверь – они довольны и охотно везут мне крицу.

– А остальные?

– Купцы сказывают, что в добром железе у нас крепкая нужда. Вон новгородцы шведское закупают в немалом числе. Да из Любека, Данцига и прочих ганзейских городов его везут. И никто не жалуется. Так с чего это ковалям на печаль изводиться? Они только рады будут покупать наше, особенно если оно будет дешевле иноземного.

– Добре, – кивнул отец, пристально смотря на сына и пытаясь просчитать в уме доходы, которые удастся с дельца этого малого выручить. Но получалось туго. Кроме мыслей в духе «дохрена», ничего на ум не шло. Посему он плюнул пока и решил вернуться к упущенной детали. – А опыты? Чего про них не сказываешь?

Ваня немного пожевал губы, смотря на отца с сомнением. А потом, тяжело вздохнув, встал, подошел к большому сундуку у стены. Открыл навесной замок германской работы. И начал выкладывать на стол завернутые в тряпицы поделки разного толка.

По мере того как княжич доставал поделки, глаза Великого князя все ширились и ширились. Некоторые вещи он опознать не мог. А вот с виду простенькую чашку взял едва ли не трясущимися руками и стал рассматривать со всех сторон да постукивать.

– Это… это же…

– Фарфор, – сказал Ваня. – Твердый костяной фарфор, если быть точным. Состоит из колокольной белой глины, костяной золы и толики горного хрусталя. Обжигается при очень больших температурах. Настолько больших, что железо при них жидкое делается.

– Ты знаешь, СКОЛЬКО это стоит? – сглотнув подошедший к горлу комок, спросил отец.

– Знаю. Но пока это опытный образец. Ни денег, ни сил, ни людей для подворья фарфорового у нас нет. Я разорваться не могу. Сначала нужно с броней все наладить. Потом уже за новое дело браться. Посему пока состав подбираю да опыты ставлю. Поверь, каждая такая чаша – плод большого труда и великой мороки. Смесь для лепки нужно составлять из материалов, перетертых в мельчайший прах. И горный хрусталь тоже. Можно и так делать. Все одно фарфор – очень дорогой товар. Но я, уверен, что-нибудь придумаю.

– А это?

– Стекло. Мне пока недосуг с ним даже опыты проводить. Совсем времени не хватает. Просто попробовал. Понял, что можно. И решил оставить на потом. А вот это, – указал Ваня рукой, – горный хрусталь. Он, как оказалось, тоже плавится[46].

Просидели часа два. Иван Васильевич тыкал пальцем в какую-то невзрачную, на первый взгляд, безделушку, а сынок про нее рассказывал. Слушал и медленно приходил в ужас. Какой бы вопрос он ни задал, сын знал на него ответ.

«Откуда? Как?!» – били набатом в его голове мысли, заставляя лихорадочно перебирать варианты. Даже самые ученые люди, известные Великому князю, и толики не знали того, чем уверенно оперировал Ваня. Да и словечки иной раз проскакивали незнакомые. Но этому отец легко нашел объяснение, как-никак сынок учил и латынь, и польский, и греческий, и татарский, да с купцами и ремесленниками много общался. Поди нахватался словес разных. Но остальное-то откуда?

– Отец?

– А? – вздрогнул Иван Васильевич, выныривая из своих мыслей.

– Ты сделался совсем бледным и, как мне кажется, задумался о чем-то, не слушая мой рассказ…

– Откуда ты все это знаешь? – медленно, по слогам, с нажимом спросил Великий князь.

– Я учусь, – пожал плечами Ваня. – Внимательно слушаю, что люди говорят, читаю, думаю и пробую проверить свои мысли. А ну как выйдет что дельное?

– Побожись!

– В чем?

– В том, что ты не Антихрист! – прошептал отец и сам вздрогнул от звуков своего голоса.