Бох и шельма - Борис Акунин (2014)

Путешествие через ордынские земли было спокойным. При Мамае повсюду установился строгий порядок. Твердая власть баловства не любит. Мятежных беков, которые грабили кого хотели, Мамай усмирил, разбойничьи шайки повывел. Йамская служба работала исправно: от йама до йама, как положено, пол дневного перехода, и всюду кров, еда, подмена для лошадей. И чего русским под татарами не живется? Основательный народ. Торговлю охраняют, в чужие дела носу не суют, подать берут скромную – всего десятину. Князь-то московский, Дмитрий Иванович, ту десятину всё одно собирает, только не в Сарай шлет, а себе оставляет. И чем оно для людей лучше? А сейчас начнется война – города и села сгорят, крестьяне разбегутся по лесам, покроются поля мертвыми телами. Прав Бох: хуже войны ничего нет.

Так и ехалось без малого тысячу верст от Сарая до Азакского моря – под всякие мысли и мечтания, причем мечтаниями Яшка увлекался больше, чем мыслями. Поглаживал пояс, в коем почивала волшебная змея, и мечтал про восемь тысяч дукатов.

…На десятый день вдали заблистала большая вода. В морском городке Матрике погрузились на пузатый италийский корабль, называемый «неф», переправились через узкий пролив в Крым. Здесь уже были генуэзские владения.

Еще через день, утром, достигли Кафы, стоящей по-над берегом большой бухты.

В знаменитом этом городе Шельме прежде бывать не доводилось, а он оказался велик и пышен. Тыщ сто разноплеменного народу здесь обитало, вряд ли меньше.

Грозных каменных стен было аж две: большая в обхват всего города и малая вкруг кремля, стоящего на холме. Башен – не счесть. Дома тоже всё больше каменные, с красными глиняными крышами. Над крышами – острые зеленые перья кипарисов. Не Сарай, конечно, но все равно нарядно.

Свою охрану Шельма оставил в посаде, на постоялом дворе с вывеской «Fondaco», бес ведает что означавшей. Возвращаться сюда у Яшки рассуждения не было. Зачем ему в Кафе нукеры, а отправлять их честь по чести назад в Сарай, это придется выдавать прогонные да разъездные. Без золотой пайцзы кто им что даст? А на одиннадцать всадников оно накладно выйдет. Деньги-то, положим, были, плата от Боха, но зачем их на ветер пускать? Они не любят. Поэтому юзбашу было велено дожидаться, и своего коня Яшка тоже оставил в фондаке. Все равно на корабле плыть. Захватил только кошель, а змеюшенька и так всегда была при нем.

* * *

В городе Яшка торопыжничать не стал. Обошел все кварталы, огляделся, всё нужное заприметил.

Строились генуэзцы основательно, не хуже сарайцев, но много тесней. Узкие улицы тянулись от стен к вершине холма, на котором высилась цитадель. Там – консульский терем, епископские палаты, городское судилище, все лучшие лавки.

Ладно.

Спустился в гавань, где густо стояли фряжские, греческие, турецкие, франкские корабли. Чего там только не сгружали-погружали! Пшеницу, выпаренную соль, ткани, сушеную рыбу, дыни-арбузы, всякие ремесленные изделия. И конечно, рабов. Их отсюда увозили на далекие рынки Египта, Палестины, Мавританской Гишпании. Взамен ссаживали другой живой товар: африканских верблюдов, арабских скакунов, обезьян, многоцветных птиц. Верблюды-скакуны – понятно, но кому надобны обезьяны с бесполезными птицами, было непонятно. Верно, каким-нибудь богатеям, друг перед дружкой выставляться. Ни за чем не нужные товары – они самые дорогие.

Одна индийская птица именем «папагала» Яшке очень понравилась. Ее продавали прямо на причале, за большие деньги, два золотых, потому что она была говорящая, повторяла чего скажут.

Яшка ей:

– Дура ты дура.

Папагала наклонила хохластую башку, поглядела круглым глазом, ответила:

– Дура ты дура.

И Яшка расчувствовался. Вспоминал, как в отроческом возрасте сам работал такой же папагалой.