Огненный перст - Борис Акунин (2013)

– Как не в поле, да не на юру, а в зеленом да во бору, во лесной избушке, у бабушки-старушки, жила дева пригожая, на отца-матерь непохожая, собою вся белая, на всяку работу умелая. А в небе чистом по-над облаками, над зелеными да над лесами, от земли высоко, от людей далёко, глазом не свидать, ухом не услыхать, растут други леса, небесные, собою пречудесные. Дерева там все гладкие, на них плоды сладкие, птицы-звери ласкаются, богу Лесеню прислужаются, все промеж собою вместе, поют затейные песни. Лесень-бог слушает, радуется, с небес на землю заглядывается. Один глаз у него светлый, как солнышко, днем зреть, а другой темный, как тучка, чтоб ночью глядеть…

Других сказок Кикимора не знала. Когда досказала до конца, начала сызнова. И в третий раз, и в четвертый. Думала: еще десять тыщ раз расскажу, пока Золотик вырастет.

Никогда она о будущем не мечтала. Разве что о том, как отомстит ворогу или обидчику, но это было совсем другое.

Оказалось, что мечтать – тоже счастье.

Золотик – княжий сын. Ничего, что заблудный. У великого государя Ярослава Владимировича таких небрачных до дюжины, и все в больших людях ходят: кто тиуном, кто боярином, кто честным мужем. На серебре едят, в красное сукно одеваются. Так и Золотику будет.

Мамки-уродины ему, конечно, не надо. Но доилицей-то оставят. Вон молока сколько. А после прилепиться бы нянькой. Или хоть кем. Быть бы неподалеку, любоваться, доглядывать, чтоб не захворал. Больше ничего и не нужно. Пускай даже не знает, что страшилина горбатая ему родная мать…

Один раз понадобилось Кикиморе по нужному делу. Хотела выйти из светелки – а за порогом стражник. Да не русский, а какой-то косматый, с узкими глазами. И на службе, видно, недавно, ни слова не понимает, не говорит. Рукой только замахал: нельзя-де выходить. Она ему показала: мне-де на двор. Оказалось, для того у стражника есть поганый ушат. Дал и назад, в комнату подтолкнул. Прежде Кикимора окрысилась бы, затаила зло, а сейчас, самой удивительно, нисколько не обиделась. Подумала: ну и ладно, так еще лучше, от Золотика не отдаляться.

Потом тот же нерусский еды принес, вкусной: мясо, хлеб из сеяной муки, орехи, сладкий мед. Видно, был на хмельное охоч – когда ставил кувшин, облизнулся.

Никогда Кикимора никому ничего просто так не давала, а тут вдруг захотелось.

– На́, – сказала, – дурень, пей. Мне и без меду пьяно.

Радетель Кут обещал до вечера объяснить, как они с Золотиком будут дальше проживать, однако не пришел. А и ничего. Кикимора еще раз дитё покормила, мягкой тряпицей обтерла, побаюкала, сызнова сказку про Лесеня и белу деву рассказала. Потом, прижавшись меченым лбом к теплому тельцу, уснула.

Кут

А Кут к себе в клеть вернуться никак не мог. После заката в тереме князя Святослава Ярославича началась кутерьма. То, чего ждали уже вторую седмицу, наконец случилось – княгиня Цецилия затеяла рожать.

Без дворецкого, на все случаи знатца и пособника, не обошлось. Он заранее постарался, чтобы князь с этим правилом свыкся, не мог ни в каком важном деле управиться без полезного человека. Едва – еще летом – стало ясно, что княгиня понесла, Кут списался с самым лучшим херсонесским врачом, договорился о плате. Ближе к положенному сроку за собственное серебро отправил за лекарем ладью. И как только княгиня начала охать, а князь от непокоя на себе усы дергать, дворецкий подошел к Святославу с тихим, убедительным разговором. Нечего-де бабу молоденькую, нерожалую повивальной бабке доверять. Ведь первенец, по всем приметам – сын. Шутка ли? Всякие могут случиться обстоятельства. Надобен настоящий медик – искусный, греческой выучки, опытный в родовспоможении. «Где же его взять? – вскричал князь, терзаясь тревогой за первенца. – Мы чай не в Царьграде!»