Огненный перст - Борис Акунин (2013)

– Не нужно этого, – ласково ответил он. – Плотские отношения всё усложняют, а нам надо оставаться друг с другом простыми. Давай лучше будем братом и сестрой.

Она презрительно фыркнула:

– У меня слишком много братьев и сестер.

– А мы с тобой будем близнецы, – засмеялся он. – Мы и вправду очень похожи. И я не имею в виду родинку под левой грудью.

У Гелии вспыхнули глаза.

– Да! Ты прав! – воскликнула она. – Двойняшки девять месяцев лежат рядом в утробе, отгороженные от остального мира. Такими будем и мы! Только мы вдвоем – и больше никого!

– Договорились. А теперь мне нужно поспать.

День был пасмурный и холодный. Вскоре стал накрапывать дождь. Они лежали, прижавшись друг к другу для тепла, укрытые шкурой. В самом деле – будто близнецы в материнской утробе.

С хвои падали капли. У костра сидел и сопел не ведающий сна автоматон.

– Вас в Гимназионе учили поэзии? – спросила Гелия. – Или это только девочек?

И процитировала Овидия:

«Когда возлюбленную прочь

Ушлет злой рок, без колебаний

За ней на самый край земли

Тотчас последует любовник.

Преодолеет горы он,

Раздутые дождями реки,

И даже снежная метель

Влюбленного не остановит».

– Учитель приводил эти строки как пример добровольного сумасшествия, которым заболевают люди, вообразившие себя влюбленными. А я сейчас подумала: вдруг настоящая любовь – это то, что у нас с тобой?

– Сомневаюсь, – ответил он. – Спи.

Радослава

Что такое Кресторечье, о котором поминал князь Кый, Дамианос понял, когда Ловать, за время пути превратившаяся из чахлой лесной речки в немалую реку, пересеклась с еще одним потоком, образовав подобие огромной буквы Х. На остром мысе, видный издали, торчал столб с каким-то знаком. Когда подплыли ближе, стало видно, что это грубо вырезанный деревянный орел.

– К берегу. К берегу. К берегу, – свистнув, трижды повторил аминтес, прежде чем Магог понял.

Нос лодки мягко ткнулся в нависшую над водой кромку травянистого берега. Гелия спала, будить ее Дамианос не стал.

Вскарабкался по некрутому откосу один.

Время было полурассветное: еще не день, но уже не ночь. Туман, что стелился над водой, наверху не удерживался, его сдувал холодный ветерок. Полагалось бы щебетать ранним птицам, но над мысом висела мертвая тишина.

Дамианос знал, какое зрелище здесь обнаружит – и все равно содрогнулся.

Вокруг столба, как сходящиеся к центру лучи, лежали двенадцать тел. Аминтес на своем веку насмотрелся на мертвецов, в том числе преданных самым лютым казням, но такого еще не видывал.

Голые люди лежали ничком. Руки раскинуты. Ребра с обеих сторон вывернуты и загнуты назад. От внутренностей, вынутых палачами, ничего не осталось – давным-давно пожрали стервятники. Но у всех покойников – Дамианос наклонился к каждому – были широко разинуты рты. Значит, ужасному ритуалу их подвергли при жизни. Аминтес перевернул костяк, на котором еще сохранилась кожа.

Понятно. Сначала распороли живот, потом положили лицом вниз и кто-то очень сильный, взявшись руками за ребра, рванул их кверху. Какому жестокому богу приносят такие жертвоприношения?

Вернулся в лодку. Гелия сидела, полоскала рот речной водой, готовилась чистить зубы толченым мелом – она очень следила за белизной улыбки.

– Вылезаем? Будем дневать здесь?

– Нет, чуть дальше, – сказал он. Через некоторое время спросил. – Какому богу приносят жертвы вэринги?

– У них много богов, как у всех варваров. Есть бог грома Тор – как у славян Перун. Могут делать жертвоприношения ему. Но главнее Один, отец Тора. Он обитает в великолепном дворце Вальгалла, куда могут попасть только храбрецы, павшие в бою.

– Орел – символ Одина?

– Один из символов. Почему ты спрашиваешь?