Аргентинец - Эльвира Барякина (2011)

В твой гроб все то, что ты любила:

Портфель из кожи крокодила,

Кусок лавандового мыла,

Конфеты, папиросы, сало,

Помаду, туфли, одеяло,

Икру, вино, лавровый лист —

Не влез лишь Осип-коммунист.

Как жаль, что скромная могила

Всех удовольствий не вместила.

Поэты засиделись до ночи. Жора затронул интересную тему — «Классификация девушек»:

— Первой по списку идет «Белая королева» — она загадочна и прекрасна…

— Из бывших, разумеется, — подсказал Коля Рукавицын. — Она может одеться нищенкой, но настоящий рыцарь всегда поймет что к чему.

Жора согласно кивнул:

— Следом идет «Красна девица». Она носится по черному-черному городу, в котором нет электричества, на черном-черном реквизированном авто… В черном-черном кожаном плаще, с черным-черным наганом в руках. Красной она называется вовсе не по красоте, а по партбилету.

Горели свечи, на стенах шевелились вихрастые тени; подвески на люстре тихонько покачивались от сквозняка — было жарко и Нина открыла окна (чего из осторожности делать не следовало).

«Жертва революции» — упадочная барышня. Любит негодяев и кокаин, ждет конца света, служит в каком-нибудь ведомстве музой, так как больше ничего не умеет делать.

«Ломовой ослик» — покорно тянет лямку, не жалуется, плачет, когда ругают, испуганно моргает, когда хвалят. Обедает ботвой, легко дрессируется и размножается.

Жора хотел рассказать еще про «Крысу канцелярскую, обыкновенную», но тут раздался стук в дверь. Все замерли, переглянулись. Нина быстро задула свечи и на цыпочках подкралась к окну:

— Вроде здесь никого нет…

В дверь снова забарабанили.

— Так, быстро все уходите через окно! — распорядился Жора. — Я пойду посмотрю, кто это.

Поэты один за другим перебрались через подоконник и прямо по грядкам побежали вниз по откосу. Кто-то упал, чертыхнулся. Нина с Еленой завернули в скатерть остатки угощения, сунули все под диван и спустили плед до пола — будто и не было никаких гостей. Любая сходка в буржуазном доме приравнивалась к политическому собранию — доказывай потом, что на повестке не стояло ничего, кроме песен и стихов.

Нина с Еленой прислушивались к голосам в прихожей. Шаги, скрип дверной ручки… В комнату вошли Жора и Саблин.

— Варфоломей Иванович, вы?! Что случилось?

Елена зажгла свечу, и пламя озарило бескровное лицо Саблина.

— Меня призвали в Красную армию… И вы, наверное, не знаете: «Барыню» отыскали…

— Нашу «Барыню»? — переспросил Жора. Это было лучшее из судов Никанора Багрова.

— Да.

— Куда же вас направляют? — испуганно спросила Нина.

— В Казань. Там будет организован полевой госпиталь. Под Симбирском идут бои, много раненых. Комиссар Маркин пригрозил мне расстрелом, если я откажусь.

4

— Я не отдам «Барыню», — шепнула Елена Жоре.

Судовладельцы все лето воевали с губисполкомом, пытаясь уберечь пароходы от национализации: отказывались передавать документы, занижали мощность двигателей и тоннаж, нарочно запутывали дела, пуская хлебные баржи под перевозку дров и камня, а «дровянки» — для погрузки хлеба. Но дело кончилось плохо: на одном из пароходов был застрелен капитан — в назидание остальным. Тогда Союз судовладельцев втайне решил передать уцелевшие суда подполковнику Каппелю, который возглавлял вооруженные силы белых на Волге.

«Барыню» действительно нельзя было оставлять большевикам. Она была одним из самых быстроходных судов. Ее построили три года назад и вместо парового она имела дизельный двигатель. Багров несколько раз приглашал Жору покататься: это был корабль будущего.

Пока Нина расспрашивала Саблина о подробностях, Жора с Еленой потихоньку выскользнули из дома. Тропами, через кусты, они спустились к Нижне-Окской набережной, где рядом с водонасосной станцией жил Постромкин, лоцман, служивший у Багрова.