Аргентинец - Эльвира Барякина (2011)

Обстрел, паника. Пробегая мимо, кто-то сказал:

— Эту нельзя оставлять: умрет. Попробуем довезти до Свияжска.

Дорога, трясущаяся телега… Боль такая, что хочется швырнуть себя головой о камни, чтобы выбить сознание. А потом ничего, кроме ватной слабости… Еловые ветви сходились над дорогой, как своды. На них гирлянды дождевых капель — всё сверкало, переливалось; сквозь деревья — косые лучи солнца и пар.

Жору с Еленой наверняка арестовали…

Доктор сказал: ни в коем случае не давать ни есть, ни пить.

Мама, помнишь, как мы пили чай у самоварщиц в Александровском саду? Там под соснами были врыты столики и скамейки; тетки — нарядные, в вышитых рубахах, в платках, повязанных так, что концы торчали надо лбом будто рожки:

— Чайку не угодно ли? Ко мне, пожалуйста!

На красных скатертях — стаканы, крынки молока, хлеб под льняной салфеткой. Из самоварной трубы — густой белый дым… Чай с брусничным листом… вкусный…

Силуэт Клима на фоне темно-синего неба за окном. Он прижался небритой щекой к Нининой руке:

— Не бросай меня…

Потом заговорил по-испански — едва слышно, настойчиво, повторяя одни и те же слова, как молитву.

Хмурое утро, ветер, парóм, забитый беженцами. Клим держал Нину в объятиях, стискивал зубы каждый раз, когда судно натыкалось на волны от идущих впереди пароходиков.

— Вот он, наш Свияжск! — воскликнула маленькая монахиня в очках.

Нина повернула голову. Из воды поднимались зеленые берега сказочного острова Буяна. Над белыми церквами ворочались темные тучи, а из прорех в небесах спускалась яркая двойная радуга.

Глава 25

Свияжск

1

Саблин достал из кармана фляжку с разведенным спиртом, глотнул, вытаращил глаза: «Ох, смертельная штука!» — и снова приложился к горлышку. Вот уже который день он был пьян.

Любочка проводила его на фронт по всем правилам: поплакала, надела на шею ладанку, перекрестила:

— Береги себя!

Вот уж чего Саблин не желал! Он твердо решил, что большевики не дождутся от него помощи. Пусть убьют — смерти он не боялся. Спирт — слава тебе, господи, — борется не только с инфекцией, но и с инстинктом самосохранения.

Саблина не довезли до Казани и высадили на горé-полуострове Свияжск, где располагались древние монастыри с посадами. Насельников оттуда выгнали, решив приспособить постройки под госпитали и казармы.

— Выбирайте любое свободное помещение, — сказали Саблину в комендатуре. — Вам придется создавать все с нуля — от земской больнички мало что осталось. Скоро начнут прибывать раненые — приготовьтесь, съездите на станцию за лекарствами, найдите себе помощников. Если вам что-то нужно, дайте знать.

Саблин долго бродил по пустым улицам, смотрел из-под ладони на золоченые кресты, на Никольскую колокольню со старинными часами. Сторож, старичок лапотник, разрешил ему подняться наверх.

Саблин добрался до колоколов. Ветер такой, что закладывало уши. Над мостовой поднимались пылевые вихри.

Купола, тучи… Вдалеке за Волгой виднелась стена дождя.

Саблин отступил от парапета, задел ногой веревку, и над головой протяжно ударил колокол. Сторож ахнул:

— Вы меня с пьяных глаз под арест подведете! Ну как комендант подумает, что я в набат ударил?

Спустились вниз, заглянули в монастырское училище, в тюремный замок, в гимназию — куда ни глянь, везде грязь и разорение. Саблин обогнул дом городского главы и выбрался на откос.

— А вот за это, Господи, должно быть стыдно! — прошептал он, изумленно глядя на десятки плывущих к берегу судов.

Он снова потянулся к фляжке, глотнул, утерся рукавом. Буксиры, паромы, весельные лодки… Военные и беженцы заполонили все пространство вокруг пристани, потекли по деревянной лестнице наверх. Крики, бряцанье оружия, ржание лошадей…