Дорога соли - Джейн Джонсон (2012)

Буря снаружи как будто стихла. Воздух все еще был серовато-желтым из-за массы носящихся в нем мельчайших песчинок, как снег залепивших стенки и крыши палаток, но, несмотря на скрип на зубах, дышать было можно. Охранник повел меня к самой большой палатке, черной и приземистой. Согнувшись в три погибели, я нырнула в низенькое отверстие входа. Главарь контрабандистов лежал, растянувшись на тростниковой циновке, но, увидев меня, приподнялся на локте. Он смотрел на меня так, что если бы не скудость обстановки, то можно было бы подумать, что передо мной какой-нибудь древний полководец или сам император. Теперь на нем была не пыльная форма, в которой этот человек ходил в тот день, когда захватил нас, а длинный халат и широкие хлопчатобумажные штаны с каким-то сложным узором по бокам. Коричневые босые ступни с длинными костлявыми пальцами и широкими грубыми подошвами выдавали в нем субъекта, который с детства не носил обуви. При этом голова оставалась замотанной лицевым покрывалом, видны были только темные, блестящие глаза. Перед ним на маленьком круглом столике дымились два стакана с чаем, стоял помятый железный чайник, миска с маслом, лежала стопка лепешек. Он жестом пригласил меня сесть, и я кое-как опустилась на колени.

— Ну вот, британцы говорят, что вы французская подданная, а французы — что вы англичанка.

Похоже, это его очень забавляло. Свободной рукой он подвинул ко мне стакан, и только теперь я заметила, что в другой руке у него — ну надо же! — настоящий спутниковый телефон.

— Кажется, никто не желает вас вызволять, Изабель Треслов-Фосетт.

Жестом глубочайшего презрения он швырнул мне мой паспорт, как бы говоря, мол, сами видите, толку от этой бумажки для вас никакого.

Я взяла паспорт и сунула в карман, хотя в этом заброшенном месте вряд ли можно было представить себе вещь более бесполезную. Не зная, что сказать, я взяла стакан и сосредоточилась на чае, но напиток оказался такой сладкий и крепкий, что меня чуть не вытошнило.

— Но это и не важно. Такова игра. Я делаю ход, они не торопятся отвечать, тянут время, а сами стараются определить, где мы находимся, придумать, как быть дальше. Известные приемчики. Они делают вид, что их это не интересует, но наверняка там все на ушах ходят и надеются, что у нас не хватит решимости обратиться к средствам массовой информации.

Он подвинул ко мне корзинку с хлебом и несколько минут молчал, пока мы ели. Я завороженно смотрела, как главарь похитителей отправлял кусочки хлеба под лицевое покрывало и отворачивался, будто процесс еды был для него занятием слишком интимным, и мне не полагалось это видеть.

Вдруг спутниковый телефон ожил, главарь нажал на кнопку и стал внимательно слушать, потом быстро проворчал что-то в ответ, дал отбой, вскочил на ноги и прокричал какие-то команды своим головорезам. Тишина и порядок в лагере, как по мановению волшебной палочки, нарушились беготней, криками и шумом. Палатки быстро и лихорадочно были собраны и погружены на багажники автомобилей. Меня сунули в «туарег», и увидеть, где Таиб, мне не удалось. Не успела я опомниться, как мы уже мчались на огромной скорости по пустыне, изрезанной колеями, причем остальные машины рванули в разных направлениях.

Крепко вцепившись одной рукой в баранку, контрабандист гнал по пересеченной местности, в другой держал трубку и громко отдавал приказания. На зыбком песке машину то и дело заносило, и тогда нас накрывало огромным облаком пыли. Потом мы выбрались из песков и помчались по усеянной гравием равнине. Мелкие камешки стучали по днищу и бокам машины так звонко, будто по ней со всех сторон палили из автоматов.

«Бедный Таиб! — подумала я. — От подобного обращения блестящая черная краска его машины будет безнадежно испорчена».