Храню тебя в сердце моем - Фиона Макинтош (2017)

– Нет, Клэрри. Просто сообщите мистеру Брэмсону заранее, а я потихоньку пойду к дому.

– Вы правы, сэр. – Он усмехнулся. – Как хорошо, что вы вернулись, господин Алекс.

– Клэрри, еще кое-что. Я не хочу пока ни с кем встречаться, кроме матери. Ты не мог бы сделать одолжение и не сообщать Брэмсону о моем прибытии пару часов?

– Сэр?

– Трудно объяснить. Скажи Брэмсону ожидать меня, но не прямо сейчас. Когда все ложатся спать?

– Обычно только через несколько часов, господин Лекс. Но на этой неделе траур, и по вечерам не устраивали ужины для гостей. Большинство остается в своих покоях из уважения к трауру вашей матери.

– Сколько времени, Клэрри?

Старик посмотрел на карманные часы, держа над ними фонарь.

– Почти половина девятого, сэр.

– Подожду до десяти.

* * *

Алекс сидел на своем любимом старом пне и вспоминал этот странный день. Он был рад, что у него есть возможность посидеть в темноте и разобраться в своих мыслях и чувствах. Его отец умер. Где он, старший сын, был в тот момент, когда его семья собралась вокруг Уинтера-старшего, когда тот издал свой последний вздох, думая, что его сын погиб в Ипре и похоронен под футами грязи вместе с десятками тысяч других невинных жертв?

От таких мыслей не было никакого прока. Никакой самоанализ не вернет любимого отца. Самое главное, что он теперь дома – и лучше направить силы на восстановление семьи и заботу о ее благе, чем на воспоминания о прошлом.

Легко сказать. Казалось просто невозможным не дразнить себя мыслями о том, чьей жизнью он жил после ранения. Он начал думать о том, другом себе, как о человеке-невидимке, который будет сопровождать его в каждой комнате, в которую он войдет. И каждый раз все, кто увидит Александра Уинтера, будут знать об этом незнакомце и задаваться неизбежным вопросом: «Где он был последние несколько лет?»

Но сейчас человек жил в нем, был нем и не мог ответить на эти вопросы. Алекс Уинтер любил разгадывать загадки. Он раздражал братьев и сестер, разгадывая их фокусы и слишком быстро находя их во время игры в прятки, и портил представление фокусника в цирке, потому что всегда следил за ловкостью его рук. Его было трудно удивить. Девушки с самой его юности жаловались, что не могут подарить ему ничего, чего у него еще нет. Они ныли, что он никогда не восхищается подаренным шелковым шарфом, билетами на балет или немыслимо дорогой бутылкой коньяка.

– Тебе просто нужно подарить пазл из пяти тысяч деталей, Лекс, – однажды предположила мать со свойственной ей иронией. – Столько часов радости для тебя.

Мать слишком хорошо знала его, ведь у него было все, что можно купить за деньги. И еще она знала, что люди редко производят на него впечатление, особенно деньгами. Алекс с сожалением признался себе, что череда ярких, великолепных молодых девушек, которые соперничали за его внимание, слилась в одну пару губ и одно стройное тело с прекрасно уложенными волосами. Такие женщины казались ему скучными, потому что все они были испорченными, привыкшими, что все их капризы исполняются, и добивались желаемого, надувая губы, совершенно не обращая внимания на потребности менее удачливых людей.

– Когда встретишь ту, которая тебя удивит, Лекс, ты в нее влюбишься.

– Но где же она, мама?

Он вспомнил, как его все еще красивая мать посмотрела на него своими голубыми глазами и покачала головой.

– Не в том кругу, в котором ты вращаешься, дорогой.