Переплет - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

Когда Бисквит достиг Эшера, душа у него просто пела. А подъехав к «Веселым пахарям», извещавшим клиентов о наличии лицензии на продажу спиртных напитков и табачных изделий, почувствовал потребность заглянуть туда.

Он притормозил машину и вошел в бар.

5

В машине, следовавшей за ним, сперва царила тишина, нарушаемая лишь урчанием мотора, повиновавшегося ножке Энн, жавшей на акселератор. До самого перехода на Кингстон-стрит пассажиры молчали, предаваясь размышлениям. У каждого из них было над чем помозговать, оба прямо-таки сгибались под тяжестью дум.

Энн была девушкой совестливой. И надо сказать, что Совесть, наследие по линии новоанглийской родни, имела неприятное свойство отравлять ей самые приятные моменты жизни. Она вцепилась в нее в ресторане. И теперь опять укусила. У этой Совести были повадки настоящей дикой кошки. Себя не обманешь. Честная по природе, Энн не могла не отдавать себе отчета в том, что, дав слово выйти замуж за лорда Бискертона, она ограничила поле возможностей. Есть вещи, которые обрученная девушка не может себе позволить. А если позволяет, то осуждает себя за это. К числу таких вещей относится переглядывание с незнакомыми молодыми людьми в ресторанах. А если пойти дальше, то никак не позволительно подолгу думать о незнакомом молодом человеке, с которым переглядывалась в ресторане, и сожалеть о том, что он тебе незнаком. И, разумеется, попустительствовать его действиям, когда он прыгает в твой автомобиль и сопровождает тебя, несмотря на сугубо официальный флер секретной службы, в поездке, которую неподкупная Совесть квалифицировала как упоительную.

«Нечего мне твердить про гражданский долг, — сказала Совесть в присущей ей отвратительной новоанглийской манере. — Тебе это понравилось».

И Энн пришлось признать, что понравилось. Она неохотно сказала себе, что никогда не чувствовала себя счастливее с тех самых пор, как в четырнадцать лет получила фотографию Джона Бэрримора с автографом.

Если иметь богатых и знатных родителей может считаться для девушки несчастьем, то только в том смысле, что заставляет ее вести жизнь, защищенную от каких бы то ни было неожиданностей и полную условностей. Сколько она себя помнила, Энн жила в роскошном, но ограниченном мирке. Школьный бал в Париже, несколько сезонов в Нью-Йорке, зимы на Палм-бич или в Эйкене, лето в Мэне или Саутгэмптоне… Невыносимое существование для романтической души.

Мужчины в ее кругу были неизменно прекрасно воспитаны, привлекательны, вежливы, но, увы, заурядны и практически неотличимы друг от друга. Ей иной раз приходилось делать усилие, чтобы вспомнить, с кем она в данный момент беседует.

Тот же, кто сидел сейчас рядом с ней, был совершенно другим.

Тем не менее она не имела права — и прекрасно это понимала — ощущать такое внезапное волнение. Следовало либо отказать в этой из ряда вон выходящей просьбе, либо — если вполне извинительное побуждение оказать помощь секретной службе Великобритании заставило бы ее идти на компромисс, — сохранять отчужденно-безразличный вид, как будто она просто шофер такси.

Итак, Энн вела машину, а Совесть все крепче сжимала на ее шее свои цепкие пальцы.

Что касается Берри, было бы преувеличением сказать, что он прыгнул в машину незнакомой девушки, хоть в малой степени руководствуясь доводами разума. Но он чувствовал, что поступил правильно. Оглядываясь назад, он не видел причин для раскаяния. Поведение, которое в других обстоятельствах могло бы вызвать упрек в эксцентричности, в этот День казалось нормальным и приличным. Не соверши он этот поступок, волшебная девушка навсегда исчезла бы из его жизни. Чтобы предотвратить эту трагедию, можно было бы пойти на что угодно.