Переплет - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

К его удивлению, сторонний наблюдатель, которого минутой раньше он считал безопасным и разумным на этом состязании безумцев, уставился на него определенно тупым взглядом. Пэки знал про себя, что сам он, пока не побреется — не красавец, но все-таки не мог понять, что такого особенного в его внешности, отчего этот невозмутимый аристократ таращится на него с явным, загадочным ужасом.

Объяснение Карлайл мог бы дать, но давать не стал. Поспешно, без единого слова, резко развернувшись, невозмутимый аристократ двинулся в долгий путь, ведущий к отелю «Дез Этранжэ». Ему требовалось безотлагательно перекинуться словечком с Супом Слаттери.

4

А поразило Карлайла в Пэки то, что тот был целехонек, без царапинки. Крик в ночи убедил его, что Слаттери действует согласно плану: проник в спальню этого типа и отдубасил его в своей неповторимой манере. И нате вам! Этот тип — в окошке, цел-целехонек, даже без синяка под глазом.

Это и привело Карлайла в полное остолбенение. Накануне Суп прямо полыхал праведным гневом, и ясно намекнул, что карательная экспедиция намечается самая суровая. И вот — совершенно ясно, что он ничего не предпринял!

В крайнем ужасе Гордон ворвался в отель. Искомую жертву ему удалось обнаружить в большом обеденном зале, где она, ослабленная после ночи на открытом воздухе, подкрепляла силы завтраком.

Обычный континентальный завтрак состоит из пойла, которое французы, видимо, в насмешку, именуют кофе, трех малюсеньких кусочков масла, булочки в форме булочки и еще одной в форме подковки. Слаттери внес некоторые вариации собственного изобретения. Он только что прикончил omelette fines herbes,[11] двойную порцию ветчины с яйцами и маленький бифштекс, а когда в зал ворвался Карлайл, вопросительно поднял на него глаза, пережевывая тост с джемом.

— А-а, — произнес он, проглатывая загруженные припасы, и повернулся к крутившемуся поблизости официанту. — Encore de coffee.[12]

Карлайл сверлил человека-питона лихорадочным взглядом. Вопросы на него посыпались; но когда Слаттери соизволил наконец заговорить, осушив пятую чашку кофе, то не стал отвечать ни на один. Поделился он мечтой, переливчато-опаловым видением, навестившим его на вахте, ночью. Как говорится, облек ее в слова.

— Я одно хочу, — с чувством произнес Суп, — чтобы когда-нибудь, все равно, когда, я встретил бы этого сивого субъекта в темном переулке, а поблизости чтоб не было ни одного копа!

Его пробрала дрожь, он вспомнил ночной кошмар.

— Выставить человека на подоконник! — с нарастающей горячностью продолжил он. — Нет, я вас спрашиваю, красиво это? Черт! А я еще вдобавок высоты боюсь, с тех пор как на спор с одной своей подружкой перегнулся через бортик небоскреба и плюнул на Бродвей. Если я оправлюсь от этой ночки к ста годам, так и то считай, скорее скорого!

— Но как же?..

— Сейчас, сейчас расскажу. Рыскаю я себе по этому Шату, поглядываю туда-сюда, ищу, нет ли чего стянуть, и вдруг вижу эту дверь, за ней кто-то храпит. Поворачиваю я эдак тихонько ручку, а она незаперта. Н-ну, красота! Толкаю дверь… и что б ты думал? Заскрипела, гадюка, прям как тормоза у старой колымаги, и тут этот сивый тип наставляет на меня револьвер и приказывает, чтоб я тихо прикрыл дверь и шагал к окну. Черт меня раздери! Если б я не послушался, считай, мог бы надпись на могильном камне заказывать. Против револьвера не попрешь. А револьвер, того гляди, пальнет, стоит чуток дернуться. Ну, я и потопал к окошку, и не успел опомниться, как сижу себе на подоконнике, а этот субъект закрывает ставни. Закрыл, лег, опять храпит, а мне, значит, куковать тут всю ночь. Так, через три тысячи лет начало светать, а еще через пару веков подвалил и ты. Ну, ты ушел, а я вдруг заметил трубу и сполз по ней вниз. И доложу я тебе, — прибавил Слаттери, — врагу того не пожелаю. Даже если б кто из тех жандармов задумал сползать по трубе, я б и то взял его за руку и сказал: «Ступай-ка! Не понравится это тебе! Нет, не понравится!»