Три дня Индиго - Сергей Лукьяненко

— Странно как-то ушла. Я не заметила.

— Следила, что ли?

— Ага. Она необычная. Двигается так… — Оля подёргала плечами. — Как будто… Изменённая, что ли?

— Да, — я не стал врать.

— Обалдеть, — решила Оля, затягиваясь. — Первый раз вижу Изменённую на тусе, да ещё и с человеком. А я вот хотела познакомиться с парнем-Изменённым.

— Я тоже не совсем человек, — зачем-то сообщил я. Лицо Ольги сразу застыло, она окинула меня очень оценивающим взглядом.

Я сообразил, как прозвучали мои слова. Блин!

— Это не к тому, что я предлагаю знакомиться.

— Жалко. Я бы с тобой потрахалась, — заявила Оля деловито. — Без всякого, не думай. Без обязательств и всё такое. Прикольно.

— Эй, а тебе не рано? — спросил я.

— Мне двадцать, — обиделась поэтесса. — Я просто мелкая. Маленькая собака до старости щенок… Что, не хочешь?

— Не в этом дело.

— Понятно, — вздохнула она, возвращая самокрутку. — Обидно. Ну ладно, тогда просто поболтаем?

Я вздохнул. Глянул на часы — шёл второй час ночи.

— Поболтаем. Скажи, как так получается, что, если поссоришься с девушкой, тут же другие начинают с тобой знакомиться?

Оля забрала самокрутку и серьёзно сказала:

— Потому что мы все ведьмы. Чувствуем, что парень освободился, и начинаем присматриваться, не прибрать ли к рукам. Вдруг ценная вещь, по ошибке выбросили…

Она даже хихикнула, видимо, понравился образ.

— Ко мне бесполезно присматриваться, — на всякий случай напомнил я. — Ты где-то учишься?

— Восьмой «бэ», — она снова хихикнула. — Знаешь песню такую старую? «А я тебя зову в кабак, конечно… У-у, восьмиклассница, у-у…»

— Первокурсница! — поправил я.

— Это сейчас поют «первокурсница», потому что иначе статья. А раньше пели «восьмиклассница», — Оля усмехнулась. — Да шучу, шучу. Не учусь я, работаю. Медсестра.

— Врачом хочешь стать?

— Хотела когда-то, — она вдруг посерьёзнела. — Потом подумала — нафига? Учиться шесть лет, потом сидеть на приёме? Я зарабатываю побольше врача, сёстры сейчас в цене. Ещё сёрчем промышляю. Ты кристаллы ищешь?

— Все ищут.

— Вот! Завтра дадут Инсеки какое-нибудь чудо-лекарство, и все врачи окажутся на улице. Зачем под такое закладываться?

— Не дадут, — сказал я.

Мне вдруг стало тоскливо от этого разговора. В стихах у девчонки и впрямь что-то было… а в ней самой — нет. Неужели так бывает?

— Ты, наверное, лучше знаешь, — задумчиво сказала она. — А как это — «не совсем человек»? Тебя изменили, но не до конца?

— Всё сложно, — уклонился я.

Оля размышляла. Потом сказала:

— На самом деле я не то, чтоб хочу с тобой секса. Я подумала: вдруг, если у нас с тобой что-то будет, ты мне поможешь?

— В чём?

— Ну… я могу пройти Изменение?

— Зачем оно тебе? — спросил я. — Ты что, не понимаешь, что станешь жницей или стражей?

— Мне надо стражей.

— Зачем? — повторил я. В голове мелькнула сумасшедшая мысль: мелкую девчонку все вечно обижали, у неё возник комплекс, и она хочет стать большой и страшной.

— Не слыхал, что стражей тайно отправляют с Земли на другие планеты? — понизив голос, спросила она.

— Ну… что-то слыхал, — ушёл я от прямого ответа. — Так их вряд ли отправляют цветочки нюхать. На то они и стражи, верно? Или ты прям хочешь воевать?

Оля как-то обмякла, пожала плечиками.

— Да нет, не хочу. Но… это что-то, понимаешь? Что я тут забыла? Сидеть на Земле всю жизнь, замуж выйти, детей родить, помереть… Тоска.

— Люди тысячи лет так сидели.

— Потому что когда жрать нечего, то думаешь только о жратве! А сейчас с голода никто не умирает. Просто… — она беспомощно развела руками. — Просто иначе зачем, зачем всё? Хочется какого-то челленджа…

Я её понял. Неожиданно для самого себя. И мне вдруг стало её жалко.

— Сколько тебе лет? — спросил я. — Только честно!

— Двадцать два…