Венецианский контракт - Марина Фиорато (2014)

Её дом превратился в келью алхимика, заставленную бутылочками, котлами и сосудами. Хотя она и пыталась сосредоточиться, но оборачивалась на каждый звук, надеясь, что это он – пришел сказать ей, что его ужасная мать ушла.

Но дни превращались в недели, а недели – в месяц, и она всё ещё не встречалась с Аннибалом за пределами Тезона. Насколько ей было известно, он посещал Палладио каждую пятницу, и в эти дни она едва выходила из больницы, потому что именно тогда враждебное присутствие его матери делало её жизнь невыносимой. Она мудро использовала время. По пятницам она проводила эксперименты на пациентах, спрашивая разрешения у тех, кто мог говорить, и используя тех, кто не мог, убежденная в том, что малейшая вероятность исцеления будет воспринята с радостью теми, кто был на пороге смерти. Она также предлагала снадобье некоторым семьям, чьи родственники недавно заразились. Результаты опытов оказались весьма любопытными.

Теперь она уже была готова делать лекарство большими партиями. Фейра собрала целую гору склянок и бутылочек из Тезона, наполнив их на ночь морской солью. На следующий день, в пятницу, она отнесла очищенные бутылочки к колодцу, чтобы наполнить их водой, необходимой для изготовления лекарства. Подняв ведро с кристально чистой водой, она аккуратно наполнила ею бутылочки, закупорила их и завязала в обработанное дымом полотно. Взвалив узел на спину, она направилась домой, чтобы добавить в них секретные ингредиенты. Каменный лев с закрытой книгой наблюдал за ней.

«Ни слова», – сказала она ему.

* * *

Уже стемнело, когда Аннибал вернулся на остров. Он намеренно не спешил покинуть Венецию именно в эту пятницу. По дороге на остров он подсчитал, что не видел лица Фейры уже месяц, и для него было настоящим мучением – находиться рядом с ней и при этом так далеко. Молчаливая и сдержанная в больнице, девушка работала больше, чем когда-либо. Она была вежлива с ним, но он видел, что Фейра обижена, и это для него оказалось настолько невыносимым, что он стал особенно груб и резок с ней. Кроме того, ему пришлось взглянуть правде в глаза.

Останется его мать здесь или нет, он знал, что уже никогда не сможет предложить Фейре то, что предложил в тот счастливый вечер возле камина. Он не мог обесчестить девушку, сделав её своей любовницей, но и не мог взять её в жены. Аббатиса была права: их разделяет слишком большая пропасть. Она прожила бы с ним год или, может, два, пока чума не уймется, а что потом? Он не мог допустить, чтобы она переходила от одного мужчины к другому, пока не скатится в пропасть, которая поглотила Коломбину Касон.

Аннибал привык проводить вечера с матерью, привык к её постоянному вторжению в его жизнь, к её бесконечной болтовне, её эгоистичным, самовлюбленным рассказам о своей горестной жизни. Он сидел молча и смотрел на огонь, стараясь вспомнить лицо, по которому так тосковал: её необычный рот и золотистые глаза. Он смирился с тем, что так пройдет вся его жизнь, и удивился, вернувшись домой, исчезновению матери. Первое, о чём он подумал, что она, наверняка, прихватила с собой кое-что из его медицинских приборов, однако ничего не пропало, кроме её плаща, перчаток и зловещей белой маски.

Аннибал выбежал в ночь и направился прямо к сторожке, где Бокка со своим сыном как раз сели за скромный ужин.

– Лодка приходила? – спросил он.

Тона его голоса оказалось достаточно, чтобы Бокка вскочил на ноги.

– Да, сеньор доктор. Я зажег светильник в шестом часу и сообщил вашей матушке, когда барка причалила. Я думал, вы знаете, что она уезжает.

На мгновенье Аннибал снова почувствовал себя восьмилетним мальчиком, брошенным, оставленным, но он кивнул, радуясь, что лицо его спрятано за маской.

– Конечно, знал, – отрезал он. – Я просто хотел убедиться, что все прошло благополучно.

Он сразу же ушел, раздраженный насупившимся лицом гнома, который уставился на него из своего укрытия.