Окно кухни выходило на площадь, где стояли столики, и сюда часто доносились обрывки разговоров. Бенедетта и Густа частенько даже вступали в эти разговоры и выкрикивали свои замечания, заглушая ими звон кастрюль. Сейчас Бенедетта готовила мясо, и шкворчание на сковородке мешало Бруно слушать. Он взял Бенедетту за руку и прислушался.

— До Урбино час или два пути, — сказал мужчина, явно американец.

— В таком случае у нас уйма времени, можно подняться на самый верх, — согласилась его спутница. У Бруно зашевелились волосы на шее, а сердце словно замерло.

Бенедетта посмотрела на него.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто задумался…

Он снова услышал их голоса.

— …трудно поверить, что здесь настолько прохладнее, чем в Риме, — сказал мужчина.

— И так красиво. А эта еда пахнет просто волшебно.

После этих слов Бруно был уверен, что это она. Он отложил в сторону нож и вышел в маленький бар, откуда были видны все столики.

За то время что Бруно ее не видел, она сильно похудела. Теперь на ней были темные очки, но изгиб шеи и поза — она сидела, вытянув ноги под соседний стул, — не оставляли сомнений. У Бруно закружилась голова.

— Это она, да? — тихо спросила Бенедетта, стоявшая рядом с ним. Бруно кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Хочешь с ней поговорить?

Он покачал головой и вернулся на кухню. Нужно было готовить блюдо из улиток, которое заказала семья Ланкетта, и Бруно постарался сосредоточиться на этом. Но руки тряслись, и скользкие улитки выскальзывали и падали на пол.

Бенедетта взяла разделочную доску и стала резать печенку. Вжик-вжик-вжик — нож кромсал мягкое мясо с чуть большим нажимом, чем требовалось.

— Извини, — наконец проговорил Бруно.

— За что? — ответила Бенедетта, и голос ее резал больнее, чем нож.

— За то, что расстроился.

Бенедетта поднесла доску к сковороде и ссыпала печенку в булькающее масло.

— Твое настроение тебе не подчиняется.

«Твое тоже», — подумал Бруно, глядя на то, как гневно напряглась шея Бенедетты.

— Я думал, что все переболело — сказал он извиняющимся тоном.

— А я знала, что нет.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал.

— Она красивая, — продолжила Бенедетта, быстро измельчила луковицу и потянулась за следующей.

— Да.

— Красивее, чем я.

— Нет, — возразил Бруно — Просто другая.

— И ты ее любишь.

Сказано было утвердительно, но это все-таки был вопрос, и Бруно понимал, что должен попытаться на него ответить.

— Ну, — начал он, — все не так просто. Я влюбился в нее, но она не ответила на мои чувства. Говорят, нельзя любить человека, если он не любит тебя. Так ведь?

— Говорят…

Бруно посмотрел на нее, но Бенедетта была поглощена своим занятием. Голос у нее слегка дрожал, но возможно, виною тому был лук.

— Так ты сказал ей, что любишь ее, а она ответила, что ей это безразлично, — подсказала Бенедетта — И что было дальше?

— Все было несколько сложнее, — признался Бруно. — У нее был роман с моим лучшим другом, и… в общем, сейчас все это кажется очень запутанным.

Бенедетта вытерла руки, взяла два стакана и налила в них вина из стоявшей возле плиты початой бутылки.

— По-моему, будет лучше, если ты расскажешь толком, что случилось, — спокойно предложила она.

Бруно рассказывал, а Бенедетта слушала и кивала, одновременно готовя. Густа то входила с пустыми тарелками, то снова выходила на площадь, но притворялась, что ничего не слышит.

— Вот поэтому я не хочу подходить и заговаривать с ней, — наконец сказал Бруно — Она думает, что я извращенец, и я ее за это не виню.

— Я тоже.

— Спасибо — грустно ответил Бруно — В общем, будет лучше, если она просто поест и уедет.

— Возможно.