Безграничная - Синтия Хэнд (2015)

Она хмурится. Ее глаза открыты, и я чувствую, как ее раздражение уступает место настороженности. Она не любит людей, которые задают слишком много вопросов, которые появляются из ниоткуда в неожиданных местах и которые слишком дружелюбны. Раньше у нее были попытки общения с такими людьми, и ни одна из них хорошо не закончилась.

— Я заканчиваю первый курс в Стэнфорде, — болтаю я. — Я до сих пор новенькая в здешних местах, так что всегда травлю местных жителей вопросами о том, где лучше поесть, куда сходить и так далее.

Выражение ее лица смягчается.

— Я окончила Стэнфорд, — говорит она. — Какая у тебя специальность?

— Биология, — отвечаю я, нервно ожидая увидеть, что она подумает об этом. — Программа обучения на подготовительных медицинских курсах.

— У меня степень по медсестринскому делу, — отвечает она. — Иногда это трудный путь: делать людей лучше, восстанавливать их, но так же это награждает.

Я почти забыла об этой ее стороне. Медсестра.

Мы немного разговариваем: о соперничестве Стэнфорда-Беркли36, о Калифорнии, о том какие пляжи лучше для сёрфинга и о программе подготовительных курсов. Через пять минут она стала намного дружелюбнее, отчасти все еще желая, чтобы я ушла, чтобы она смогла сосредоточиться и принять решение, за которым пришла сюда, но так же позабавлена моими шутками, ей любопытно, она очарована. Могу сказать, что я ей нравлюсь. Мама любила меня, даже если не знает, что должна любить меня. Я рада.

— Ты когда-нибудь была в Стэнфордской Мемориальной Церкви?— спрашиваю я ее, когда в разговоре образуется затишье.

Она качает головой.

— Как правило, я не хожу в церковь.

Интересно. Не то, чтобы мама фанатела от церкви, но пока я росла у меня всегда было впечатление, что ей там нравилось. Мы перестали ходить туда только тогда, когда я стала подростком, может потому что она думала, что я сделаю в церкви что-то, что разоблачит нашу семью.

— Почему нет? — спрашиваю я. — Что не так с церковью?

— Они всегда говорят вам, что надо делать, — отвечает она. — А я не люблю выполнять приказы.

— Даже от Бога?

Она рассматривает меня, один уголок ее глаза приподнимается в улыбке.

— Особенно от Бога.

Очень интересно. Может, мне слишком нравится этот разговор. Может, я должна рассказать ей, кто я напрямую, но как можно вывалить на кого-то, что ее еще-даже-не-зачатый-ребенок, пришел навестить ее из будущего? Я не хочу свести ее с ума.

— И так, — говорит она через минуту. — О чем ты пришла сюда подумать?

Как это сказать?

— Я собираюсь отправиться в… поездку, помочь подруге, которая оказалась в плохом месте.

Она кивает:

— И ты не хочешь ехать.

— Я хочу. Она нуждается во мне. Но у меня такое чувство, что если я поеду, то у меня не будет возможности вернуться. Все изменится. Ты понимаешь?

— Ох, — она всматривается в мое лицо, что-то замечая там. — И ты оставляешь парня позади.

Поверьте, она ничего не упускает, даже сейчас.

— Что-то типа того.

— Любовь — это великолепная вещь… — отвечает она, — … и заноза в заднице.

Я удивленно смеюсь. Она ругается. Я никогда раньше не слышала, чтобы она ругалась. Молодые девушки, всегда говорила она мне, никогда не ругаются. Это не солидно.

— Звучит как голос опыта, — дразню я ее. — Об этом ты пришла сюда подумать? О мужчине?

Я наблюдаю, как она тщательно формулирует слова, прежде чем произносит их. — Предложение.

— Вау! — восклицаю я, и она хихикает. — Это серьезно.

— Да, — бормочет она. — Это так.

— Значит, он спросил тебя? — Святое дерьмо. Должно быть, она говорит о папе. Она поднялась сюда, чтобы решить, выходить за него или нет.

Она кивает, ее глаза затуманены, будто она вспоминает что-то горькое.

— Прошлой ночью.

— И ты сказала…