Безграничная - Синтия Хэнд (2015)

Его несуществующие брови приподнимаются в удивлении, когда он видит нас.

— Семъйяза, — произносит он, склонив голову в поклоне.

— Кокабел, — Семъйяза приветствует так, как король может признать придворного шута.

— С чего такая честь?

— Я привел этих двоих к своему брату. Они падшие.

Это занимает каждую унцию самоконтроля Кристиана не убежать к двери и утащить меня с ним. Я подхожу ближе и пытаюсь поддержать его.

«Оставайся спокойным», — хочу ему прошептать, но не решаюсь, вдруг этот новый ангел сможет услышать нашу связь.

— Живые Демидиусы? — снова спрашивает Кокабел удивленно.

Глаза Семъйяза вспыхивают, когда он смотрит на меня.

— Квортариус. Но подходящая пара, и я думаю, он найдет их забавными.

— Зачем оставаться здесь? Почему не отвезти их прямо к мастеру?

— Думаю, ему бы понравилось отметить их первым, — отвечает Семъйяза. — Можешь подобрать их на сегодня? Я надеялся представить их Азаэлю, если это возможно.

— Что, сегодня? — спрашивает Кокабел, ухмыляясь. Он качает головой в сторону коридора. — Нам надо будет удерживать их? — он выглядит так, будто может наслаждаться заданием.

— Нет, — отвечает Семъйяза. — Я полностью сломал их. Они не должны оказывать никакого сопротивления.

Мы следуем за Кокабел по узкому коридору в маленькую комнату, похожую на смотровую комнату в кабинете доктора. На большом кожаном кресле восседает Анжела, с мужчиной — Десмондом, узнаю я — склонившимся над ней, в его руке пистолет для тату. С этого места я не могу видеть ее лицо, только ее руки, когда они сжимают ручки кресла. Лак на ее ногтях темно-серого цвета, но думаю на земле, они были бы фиолетовыми.

Кристиан и я вдыхаем в одно то же время. Кокабел заталкивает нас дальше в комнату, будто мы скот, и я желаю держать руку Кристиана, когда отчаяние Анжелы накрывает меня. Десмонд татуирует что-то на ее шее. На ней надет бесцветный топик, почти того же цвета, что и ее бледная кожа, и грязные, рваные джинсы, без обуви.

Подошвы ее ног черные. Волосы собраны в крысиный узел у основания ее черепа, ее челка отросла так, что почти закрыла глаза, несколько длинных прядей торчат как солома у пугала. Вся ее правая рука покрыта словами, некоторые легко прочитать, некоторые частично перекрыты и неразборчивы.

«Ревность», — читаю я вдоль ее предплечья. «Невыносимая всезнайка. Плохая подруга. Небрежная. Эгоистка», — читаю на сгибе ее локтя.

«Шлюха», — промежуток, где ее рука встречается с плечом.

И другие вещи, более конкретные грехи, как я лгала своей матери, я лгала своим друзьям, я пустила слух, я скрыла правду, крошечным, небрежным шрифтом по всему ее бицепсу, слово ЛГУНЬЯ, написано по всей длине.

— Садитесь, — повелевает нам Семъйяза, и мы послушно опускаемся на пару складных стульев у дальней стены. Я пыталась держать взгляд опущенным, но какая-то часть меня не может отвести взгляд от Анжелы.

— Десмонд, мы привели тебе новых клиентов, — говорит Кокабел.

— Я уже заканчиваю здесь. — Десмонд хлюпает носом, будто простуженный, вытирая нос тыльной стороной ладони. Его глаза перемещаются на Семъйязу, затем он быстро отводит их. Я перевожу взгляд на шею Анжелы, место, где Десмонд как раз оставляет линию характеристик. Он пальцами растягивает там кожу, касаясь пистолетом местечка под ее ухом, вытирая мазок черной краски грязной одеждой. Буквы черные и ужасающие напротив белизны ее плоти.

«Плохая мать».

— Плохая мать, — замечает Семъйяза. — От кого ее невезучий отпрыск?

Кокабел качает головой:

— Я верю, что от Пенами. Думаю, в нем не было сил зачать ребенка, но они говорят, что он отец. Она причиняет затруднения. Азаэль отправляет ее к нам каждый раз, когда она вызывает его недовольство, что случается часто.