Безграничная - Синтия Хэнд (2015)

Поезд вздрагивает и качается, воздух внутри тяжелый, душный и холодный, будто мы под водой, и медленно замерзаем в твердый блок небытия. Я борюсь с тем, чтобы не задрожать. Я напугана, да, но так же решительна. Мы собираемся это сделать, эту невыполнимую задачу, которая сейчас стоит перед нами.

Мы собираемся спасти Анжелу. И я благодарна, в данный момент, до краев заполнена благодарностью, что Кристиан со мной. Он здесь. Мой партнер. Мой лучший друг. Я не должна делать это одна. Если бы у меня сейчас был мой журнал благодарностей, вот что я бы написала. Мы останавливаемся, и заходит еще больше людей. Мужчина в черной униформе проходит по вагону и собирает золотые монеты. Я гадаю, где люди в сером взяли их, есть ли где-то в мире автомат по размену монет, или им кто-то их дал, будто монеты это метафора для того, что люди хотят взять с собой из одной жизни в другую, только сейчас они должны отдать их мужчине в черной форме. Некоторые из них, казалось, неохотно отдают их. Один парень утверждает, что у него нет монеты, и на следующей остановке мужчина в черной форме поднимает парня за плечи и выкидывает из поезда.

Я задумалась, куда он отправится? Если ли место хуже, чем ад? Мужчина в черной форме уступает Семъйязе просторное место, как я заметила, не задавая вопросов.

На третьей остановке Семъйяза двигается в сторону двери. Он смотрит на меня — это сигнал — и выходит наружу. Мы с Кристианом поднимаемся и протискиваемся мимо серых людей, и каждый раз, касаюсь их достаточно сильно, чтобы получаю толчок примитивных и страшных чувств: ненависть, потерянная любовь, негодование, неверность, убийство. Затем мы стоим на платформе, и я снова могу дышать. Пытаюсь осторожно посмотреть на Семъйязу и обнаруживаю, что он в нескольких футах от нас. Здесь он уже выглядит по-другому; его человечность исчезает. Он больше и более угрожающий к моменту, когда чернота его пальто резко контрастирует с серостью вокруг нас.

— «Где мы», — спрашивает Кристиан в моей голове. — «Место выглядит знакомо».

Я осматриваюсь.

Это Маунтин-Вью, сразу понимаю я. Структура строений в значительной степени та же самая, только они холодные; густой туман клубится между зданиями; не видно никаких цветов, будто мы вступили в ужастик черного-белого телевизора.

— «Посмотри на них», — говорит Кристиан с внутренним содроганием отвращения. Серые люди ходят вокруг нас, головы опущены, у некоторых по их лицам текут черные слезы, некоторые жестоко себя царапают, их руки и шеи покрыты отметками от их же ногтей, кто-то бормочет, будто с кем-то разговаривает, но никто не делает этого на самом деле. Они дрейфуют в океанах собственного одиночества, все время прижаты со всех сторон другими, такими как они, но никогда не поднимают взгляд.

— «Он уходит», — говорю я Кристиану, когда Семъйяза начинает идти. Мы ждем несколько секунд, прежде чем последовать за ним. Я скольжу своей рукой в руку Кристиана, под край его куртки, благодарная за тепло его пальцев, за аромат его одеколона, который только я могу обнаружить в этой перегруженной смеси, которую определяю как выхлопы машин, сгоревшего огня и неприятный запах плесени.

Ад воняет.

Улица заполнена машинами, за рулем никого нет, но масса людей на тротуаре не рискует выходить на дорогу. Они расступаются перед Семъйязой, когда он проходит между ними, иногда стонут, когда он идет мимо. Черный седан бездействует на углу. По мере приближения, водитель выходит из машины и отходит, чтобы открыть дверь для Семъйяза. Он кто-то другой, но не серый человек, он носит своего рода форму: соответствующий черный костюм и шоферскую шляпу с изогнутым, блестящим краем.

— «Не смотри», — предупреждает меня Кристиан. — «Держи голову опущенной».