Ведьмак - Анджей Сапковский

«Ну и странный же был сон, — подумала она. — Первый сон за столько дней. Первый, в котором я не чувствовала страха. Первый, который касался не меня. Я была… наблюдателем. Видела все как бы с горы, с вышины… Так, словно была птицей… Ночной птицей…

Сон, в котором я видела Геральта.

В этом сне была ночь. И дождь, который покрывал рябью воду канала, шумел в гонтах крыш, стропилах сараев, блестел на досках помостов и мостиков, на палубах лодок и барж… И там был Геральт. Не один. С ним был мужчина в смешной шапочке с пером, обвисшим от влаги. И худощавая девушка в зеленом плаще с капюшоном… Все трое медленно и осторожно шли по мокрому помосту… А я видела их сверху. Так, словно была птицей. Ночной птицей…

Геральт остановился. Спросил: «Далеко еще?» «Нет, — сказала худощавая девушка, стряхивая воду с зеленого плаща. — Мы уже почти пришли…» «А где, черт побери, Филиппа? Ведь я только что ее видел, она летела вдоль канала… Ну и отвратная погодка… Пошли. Веди, Шани. А, кстати, откуда ты знаешь этого знахаря?» «Я иногда продаю ему лекарства, которые умыкаю из лаборатории. Что так смотришь? Отчим с трудом наскребает на мое учение… Бывает, деньги нужны… А знахарь, получив настоящие лекарства, лечит людей… Или хотя бы не травит их… Ну пошли же».

Странный сон, — подумала Цири. — Жаль, проснулась. Хотелось бы увидеть, что дальше… Узнать, что они там делают. Куда идут…»

Из соседней комнаты донеслись голоса, которые ее разбудили. Мать Нэннеке говорила быстро, она была явно возбуждена, зла и взбудоражена.

— Ты обманула мое доверие, — говорила она. — Не следовало этого позволять. Можно было догадаться, что твоя антипатия к ней приведет к несчастью. Я не должна была разрешать тебе. Ведь я тебя знаю. Ты бездушна, ты жестока, а ко всему прочему еще оказалась безответственной и неосторожной. Ты безжалостно терзаешь ребенка, принуждаешь к усилиям, которые она не в состоянии совершить. Ты бессердечна. У тебя действительно нет сердца, Йеннифэр.

Цири прислушалась, чтобы уловить ответ чародейки, ее холодный, жесткий и звучный голос. Хотела услышать, как она отреагирует, как посмеется над жрицей, как высмеет ее чрезмерную заботливость. Как скажет то, что говорит обычно, — быть чародейкой не шуточки, занятие не для кисейных барышень, сделанных из фарфора или праздничных яичек, выдутых из тонкого стекла. Но Йеннифэр ответила тихо. Так тихо, что девочка не только не поняла, но даже не расслышала слов.

«Усну, — подумала она, осторожно и нежно ощупывая нос, все еще болезненно чуткий, забитый засохшей кровью. — Вернусь в свой сон. Посмотрю, что делает Геральт там, в ночи, под дождем, у канала…»

Йеннифэр держала ее за руку. Они шли по длинному коридору, между каменными колоннами, а может, статуями, Цири не могла разглядеть. Мешал плотный мрак. Но в темноте кто–то был, кто–то скрывался там и наблюдал за ними. Она слышала шепотки, тихие, как дуновение ветерка.

Йеннифэр держала ее за руку, а она шла быстро и уверенно, полная решимости, так что Цири едва поспевала за ней. Бесконечное множество дверей раскрывалось перед ними. Одна за другой. Одна за другой. Бесконечное множество дверей с гигантскими, тяжелыми створками бесшумно раскрывалось перед ними.

Мрак густел. Впереди Цири снова увидела двери. Йеннифэр не замедлила шага, но Цири вдруг поняла, что эти двери перед ними сами не раскроются. И тут же обрела поразительную уверенность, что отворять их нельзя. Что нельзя в них пройти. Что за этими дверями что–то ее ждет…

Она остановилась, попыталась вырваться, но рука Йеннифэр не поддавалась, а сильно и неумолимо тащила ее вперед. И Цири наконец поняла, что ее предали, обманули, продали. Что все время с первой встречи, с самого начала, с первого дня она была лишь марионеткой, куклой на ниточках. Она дернулась сильнее, вырвалась из рук Йеннифэр. Мрак заколебался словно дым, шепотки в темноте неожиданно оборвались. Чародейка сделала шаг вперед, остановилась, повернулась, взглянула на нее.