Ведьмак - Анджей Сапковский

— Ихая граница, — пояснил, оглядываясь, командир, — доходит дотудова, откудова ихние стрелы летят. Стрела, пушшенная с того берега, ежели крепко пустить, долетит аж до опушки, да ишшо и такую силу имет, штоб кольчугу продырявить. Вы–то уперлися, штобы туда иттить. Ваша шкура. А мне жизень мила. Я дале не пойду. Надыть мне башку в шершнево гнездо сувать–то?

— Я же вам объяснил, — Лютик сдвинул шапочку на затылок и выпрямился в седле, — что еду в Брокилон с миссией. Я, можно сказать, посол. Дриад не боюсь. Но прошу вас проводить меня до берега Ленточки. А вдруг да на меня в этих зарослях разбойники нападут?

Второй солдат, угрюмый, вымученно улыбнулся.

— Разбойники? Тута? Ясным днем? Ну, господин, днем тута духа живого не встренешь. Остатние времена духобабы пушшают стрелы в кажного, кто на берегу Ленточки кажется, а то, быват, и далеко на нашу сторону запушшают. Не–а, разбойников–то вы не бойтеся.

— Правда твоя, — подтвердил командир. — Шибко глупым должон быть разбойничек–то, штобы днем до Ленточки иттить. Да и мы–то не дурни. Сам–друг едете, без латов и оружия и на вояка, прошшенья просим, не смотритеся, за версту видать. Ну так вам, может, и пошшасливицца. А вот ежели духобабы узрят нас, конных, да с оружием, не видать нам солнца за стрелами–то летучими.

— М–да, трудное дело… — Лютик похлопал коня по шее, глянул вниз, в пойму. — Стало быть, еду один. Ну, бывайте, солдатики. Благодарю за сопровождение.

— Не тыркайтесь больно–то. — Угрюмый солдат глянул в небо. — Вечер рядом. Как туман с воды подымется, тут и ежжайте. Потому как, знаете…

— Что?

— В тумане–то выстрел понеуверенней. Ежели к вам судьба будет ласковой, промажет духобаба–то. Токмо что они, господин, редко мажут.

— Я ж говорю вам…

— Ну, ну, говорили, не забыл. Дескать, с мисьей к им едете. Но я вам кой–чего другого скажу: с мисьей ли, с процесьей, им все едино. Пустят в вас стрелу, и конец.

— Нанялись, что ль, пугать меня? — снова надул щеки поэт. — За кого вы меня принимаете, за городского писаку, или как? Я, господа хорошие, видел больше битв, чем вы все, вместе взятые. И о дриадах тоже знаю побольше вас. Хотя бы то, что они никогда не стреляют без предупреждения.

— Было так–то, правда ваша, — тихо сказал командир. — Упреждали. Пустят стрелу в ствол либо на стежку, сталбыть, где энта стрела — тама и рубеж, дале — ни шагу. Ежели человек быстро заворотит, мог уйти целехоньким. Токмо ныне все иначей. Ныне они сразу шьют так, чтобы забить.

— С чего бы такое ожесточение?

— Вишь ли, — буркнул солдат, — оно вона как. Когда короли мир с Нильфгаардом заключили, то взялися сильно за эльфовы банды. Видать, здорово их прижали, потому как не проходит ночи, чтобы недобитки не сбегали через Бругге, в Брокилоне шукая схоронения. А когда наши эльфов гонют, то часом, быват, и с духобабами разделываются, которые из–за Ленточки на помочь идут. А бывало, и наше войско с разбегу в лес заглянет… Понятно?

— Понял. — Лютик внимательно глянул на солдата, покивал головой. — Преследуя скоя’таэлей, вы переходили Ленточку. Убивали дриад. И теперь дриады отвечают вам той же монетой. Война.

— Точно, господин. Война всамделишная. Всегда это была драка не на живот, а на смерть, но теперича–то уж и вовсе паршиво. Меж ними и нами — ненависть. Ишшо раз говорю: ежели нет нужды, не ездите туды.

Лютик сглотнул.

— В том–то и дело, — он выпрямился в седле, с большим трудом изобразив на лице воинственную мину, — что есть нужда. И я еду. Сейчас. Вечер не вечер, туман не туман, надо двигаться, коли долг призывает.

Годы тренировок взяли свое. Голос трубадура звучал красиво и грозно, сурово и холодно, звенел железом и мужеством. Солдаты взглянули на него с неприкрытым изумлением.

— Прежде чем двинетесь, — командир отстегнул от седла плоскую деревянную фляжку, — глотните первачу, милсдарь певун. Глотните…