Тобол. Много званых - Алексей Иванов (2017)

Матвей Петрович считал себя опытным строителем каналов. Десять лет назад, задумав Петербург, Пётр Алексеевич сам решал, как доставлять грузы, необходимые для возведения новой столицы. Разумнее всего было везти их с Волги вверх по речке Тверце, а затем перетаскивать суда в речку Цну по волоку у Вышневолоцкого яма. Цна впадала в озеро Мстино, из озера вытекала река Мста и впадала в Ильмень, из Ильменя Волхов вёл в Ладогу. А волок можно заменить каналом – рассечь водораздел. Государь приехал в ям и шагами по болотине измерил расстояние от Тверцы до Цны.

Прочертить канал Пётр Алексеевич нанял амстердамских мастеров во главе с грахтмейстером Адрианом Гаутером, а строить канал назначил Матвея Петровича с двоюродным братом Василием. В Волочок пригнали десять тысяч мужиков. На тех работах Матвей Петрович неплохо изучил, что такое отводные куветы, трубы-дрены, бейшлоты, устои, дамбы, бермы, шлюзы с их затворами и каморами и вешняки-водосбросы. Тверецкий канал строили три года, соорудили шесть шлюзов и два моста. За Вышневолоцким ямом выросло кладбище из сотен крестов. С пушечной салютацией первые барки проползли по каналу на бечеве бурлаков, но затем ход закрыли и ещё три года доделывали канал, в котором талые воды проточили промоины мимо шлюзов. Водный путь, по правде говоря, получился неважным – то его заносило илом и песком, то тяжёлые шлюзы оседали в зыбком торфяном грунте. Но эти грехи ложились на совесть голландцев, а не князя Гагарина. Его дело – чтобы землекопы безостановочно рыли там, где указано, а плотники накатывали венцы, как положено. А Прорвинский канал был на версту короче Тверецкого, и на Прорве не нужны были шлюзы, дамбы и мосты. Так что Матвей Петрович в себе не сомневался.

Довольный собою, Матвей Петрович прислал на Прорву двадцать пять вёдер водки, хотя двадцать пять вёдер на семьсот работников – всего лишь по чарке каждому. Но у шведов имелись и свои припасы. Вечером на Прорве начался праздник. Женщины приготовили, как в Швеции, солёную рыбу, вяленую говядину с давленой репой и яблочные пироги, в котлах подогрели глёгг – какой уж можно было сделать в России. Всюду горели костры, люди ходили от одного общего стола к другому, звучали шведские песни и смех.

Ренат сидел на бревне перед огнём в компании офицеров. Размякнув от водки, офицеры говорили о самом дорогом – о родине.

– Я получил письмо от жены, – рассказывал лейтенант Леоншельд. – Умер тесть. Сейчас я стал бы в Коппарберге богатым человеком, меня бы непременно выбрали в ландстинг. А я здесь – неизвестно, где.

– Если бы король Карл пошёл на мир с царём Петром, нас отпустили бы.

– Говорят, что король в плену у султана, – задумчиво сказал капитан Свенсон. – Он не может принимать решений за страну и риксдаг. А русские и прочие враги Швеции не желают мира, потому что могут беспрепятственно грабить завоевания короля, пока продолжается война.

– Я хотел убедить губернатора Гагарина отпустить меня на пароль, – признался ротмистр Малин, – но господин Дитмер сказал, что бесполезно.

– Кого-нибудь из нас могли бы обменять на русских пленных в Швеции, однако кандидатов подбирает граф Пипер, а у него перед глазами лишь те, кто остался в Москве при Фельдт-комиссариате. Увы, мы слишком далеко.

– Бесконечные русские пространства держат нас в плену надёжнее, чем цепи и кандалы, – сказал капрал Брур Роламб, стихотворец общины.

– Лейтенант Ланг дал присягу и уехал с китайским посольством на Волгу. Он может уйти на родину, оттуда гораздо ближе.

– Лоренц не согласится на побег. Он слишком честолюбив, а у русских он сумеет сделать карьеру, какая вряд ли получится у него в Швеции.

– Господа, брат написал мне из города Псков о неком хитроумном капрале Шульце. Он сумел сбежать из плена в шкуре медведя.

Офицеры засмеялись.

– Неужели такое возможно?

– Это шутка, господа, – сказал капитан Свенсон. – Горькая шутка.