Неудачница - Анастасия Медведева (2016)

— Глеб Самойлович, контракт не предусматривает пунктов о моей усталости или о состоянии моего здоровья, — говорю вслух, а сама думаю, что если бы таковые там присутствовали — то только в графе «за что полагается штраф», — Так что я была неправа, упомянув о своём состоянии. Я прошу прощения, — естественно… если не попрошу, он найдёт, куда штраф впендюрить, — Больше это не повторится.

Ну, вот. Я — сама кротость. Разве можно на меня злиться и придумывать, как отыграться на моей никчемной тушке за излишнюю болтливость?..

Бондарев некоторое время смотрит на меня немигающим взглядом, затем резко встаёт, подходит к столу и сам наливает себе чай в кружку.

Ну, ничего себе! Он и так умеет?! Сегодня явно рак на горе свистнул: чтоб шеф, да сам налил себе чаю, не попросив меня!

— Я понимаю, почему вы так говорите, — негромко и как-то озлобленно произносит он, чётко выверенными движениями насыпая себе сахара, — Вы считаете меня чудовищем. Ведь так вы и сказали в тот день.

Даже спорить с этим не буду. И оправдываться не стану. Это же вроде как сейчас мысли вслух были?.. Так я к ним отношения не имею! Так что беру свою кружку и собираюсь идти к себе наверх.

— Где вы были этой ночью, Мила? — в спину мне резко спрашивает шеф.

— Пусть это останется моей тайной, — чуть повернув к нему голову, но не поворачиваясь полностью, отвечаю ему, — Ведь наличие тайны ваш контракт не запрещает?.. — и тихо удаляюсь, поднимаясь по лестнице и скрываясь в своей спальне.

Да, я нарываюсь. Сильно нарываюсь. Но изображать из себя блеющее жвачное млекопитающее семейства полорогих, больше нет сил. А вообще, довольно забавный у нас разговор получился! И главное: первый в своём роде, — несмотря на то, что живу я с шефом целых три недели, а работаю в фирме «под его началом» уже почти два месяца.

Остаток дня пролетел незаметно, а воскресенье и вовсе заставило забыть о чудесном побеге из царства Буквы Контракта: уборка всей квартиры, включая тренажерный зал, заняла всё время до самого вечера, а, поскольку некоторой техникой я не пользовалась принципиально, дабы не сломать или не повредить неправильным обращением, то вытирать всё приходилось собственными руками, игнорируя наличие кнопок самоочищения. В большей степени это касалось кухонных приборов, которые я и вовсе не включала, пользуясь «старыми» технологиями… А к восьми вечера я уселась обзванивать всех начальников отделов, сверяясь с расписанием своего чудовища. Сам Глеб Самойлович поразил меня ещё раз и в самое сердце, за час до этого предложив периодически использовать его тренажерный зал перед тем, как я устрою там уборку. Я с благодарностью отказалась (мне и своей нагрузки достаточно). На что шеф отреагировал ещё более странно: сложил руки на груди, пробивая во мне дыру своим взглядом, и заявил, что моя принципиальность в будущем может мне навредить, и самое время пересмотреть основополагающие черты моего характера. На что я покорно покивала, пообещав в том самом будущем обязательно подумать над его предложением. После чего шеф и вовсе рассвирепел, и почему-то велел мне идти и заняться своими делами; в общем-то своих дел у меня здесь не было, только — его… но вновь покорно покивала и вернулась к влажной уборке.

И как раз в тот момент, когда я заканчивала со звонками по списку, в мою дверь раздался стук.

Завершаю разговор, разворачиваюсь на кровати, смотрю на дверь. Обычно шеф не церемонится и не дожидается приглашения, а тут — у меня даже глаза на лоб полезли, — стоит тихонько с другой стороны от разделительной черты, ожидая моего ответа.

— Входите, — как-то неуверенно позвала я, недоумевая, что это нашло на монстра.

— Мила, вы приобрели платья для выхода, как советовала вам Лина? — Глеб Самойлович смотрит на меня, его взгляд снова спокоен, а всё его существо — собрано.

— Да, — киваю.