Неудачница - Анастасия Медведева (2016)

И, кажется, Бондарёв младший почувствовал это так же отчетливо, как и я: потому как, не успев сделать и двух шагов, он вдруг остановился и резко втянул воздух через нос.

Осторожно кошусь на него. Крепко сжаты зубы, глаза метают молнии.

Плохо дело.

Уже открываю рот, чтобы предложить пересмотреть необходимость моего присутствия на банкете, как шеф меня перебивает:

— Дайте мне… пару минут.

Даю. Я ж вообще само послушание. Только зачем ему это время понадобилось? Справиться со своей злобой? Убрать это страшное выражение со своего лица?.. Неужели ему так сложно справиться с собой?!

Затем замечаю, что дышит шеф совсем не ровно…

И страшная догадка посещает мою голову. Едва сдерживаю себя, чтобы не проверить, хотя слабо представляю себе, как моя рука аккуратно спускается с предложенного локтя по дорогому костюму и перемещается в зону его паха…

Ой, что-то жарко мне!!!

Чувствую, как лицо прямо заливает румянец! Мы ж с ним оба, вроде как, целибат блюдем: я — потому что мне просто некогда, он — потому что решил вдруг ни с того, ни с сего заполучить в свои руки всю компанию отца. Мы ж друг с другом, считай, целые сутки вместе! И кому, как не мне, знать, что у шефа не было секса уже три недели, минимум!

Опускаю голову, стараюсь призвать мысли к порядку.

— Мила Георгиевна, — негромко цедит шеф, — постарайтесь следить за дыханием.

Ловлю себя на том, что грудь моя, которая того самого второго аккуратного размера, вздымается вместе с грудной клеткой, всё чаще… продолжая соприкасаться с рукой шефа.

Смутилась, чуть отодвинулась от Бондарёва младшего.

— Простите, — сказала также негромко.

— Идёмте, — сухо предложил тот и уверенным шагом направился к дорогущим резным дверям, ведущим в огромную студию, занимавшую почти целый этаж.

Да, ни стен, ни каких-либо перегородок в этом помещении не было, зато было около пяти ста квадратных метров пространства, отданных под мероприятия подобного характера. Я не могла назвать эту студию залом, потому что она им и не являлась, но стеклянные стены этого помещения с видом на весь наш город на все триста шестьдесят градусов, реально поражали. Сама студия не была загромождена мебелью: невысокие, словно «приплюснутые» дизайном диванчики по периметру стен, такие же приплюснутые стеклянные столики, небольшие шкафы с книгами, созданные дизайнерами в стиле «чем больше сломов и изгибов, тем лучше», старинные торшеры, такие же дорогие, как моё предыдущее испорченное платье — если не дороже…

— Хозяин очень любит книги, — негромко сказала вслух, осторожно оглядываясь по сторонам.

— Его последняя жена любила, — тихо поправил шеф, кивая знакомым и неспешно продвигаясь вперёд.

— Что это за странный пункт о похоронах и свадьбах? — понизив голос, спросила у Бондарёва, пока он пребывает в благосклонном (разговорчивом) состоянии.

— Артур Назарович… весьма болезненно переживает смерть Анны Филипповны — его последней супруги. В данный момент он уверен, что на его семью наслали проклятие, которое уносит с собой всех представительниц слабого пола их рода… Он даже нанял лучших экстрасенсов страны, чтобы те очистили его карму от этого недуга и, как водится, те присосались к нему намертво, качая деньги и внушая всякую дурь по поводу черного цвета.

— Так вот откуда этот заскок?.. — изумленно прошептала, — Но причём здесь мой лифчик?

— Мила Георгиевна… — предостерегающе зашипел Глеб Самойлович, кивая очередному знакомому, проходившему мимо (в студии вообще происходило какое-то броуновское движение — никто не стоял на месте, и все куда-то брели, периодически натыкаясь на знакомых и вновь продолжая своё брожение), — Удивляюсь, как с вас другую часть белья не сняли! Вы же были предупреждены заранее.