Дурная слава - Мария Евсеева (2021)

— Ну а теперь рассчитаемся по долгам, — довольно улыбается он и, уцепившись за мое бедственное положение, привлекает меня к себе, лицом к лицу.

Этого прилипалу не смущают ни промокшая в неуместных местах одежда, ни мои влажные «молочные» ноги, ни буравящий взгляд сторонней наблюдательницы — смею заметить, взгляд моей мамы! — ни настойчивые удары ладонями в грудь… Я стараюсь отбиться, стремлюсь вырваться, сбежать, но краешком мозга соображаю, что мои попытки слишком ничтожны. Потому что на самом-то деле я не прикладываю к своему спасению достаточных усилий и всем сердцем желаю остаться в его всепоглощающих объятиях навсегда.

Антон склоняет голову, и наши носы соприкасаются.

— Игра в поддавки закончилась, Джонни, — шепчет, обжигая горячим дыханием.

А потом целует меня. Медленно, тягуче. Раз… Другой… Третий… Так нежно и осторожно, но в то же время так распалено и требовательно, что я в тот же миг прощаюсь с головой. Я теряюсь в пространстве. Я проваливаюсь в другое измерение. И хотя не сразу поддаюсь его настырным губам, чувствую, как тело, вмиг перешедшее на противоборствующую сторону, окончательно расстается с разумом. Подхваченная теплым ласковым ветром, я несусь куда-то в необъятную даль и держусь за его крепкие плечи… шею… лопатки, чтобы ненароком не упасть.

Кажется, то, что сейчас со мной происходит, получше любых, даже самых зажигательных танцев…

— Кхы-кхы, — нарочито подчеркнуто кашляет мама, и я вынуждена вернуться с небес на землю. Но все еще продолжаю стоять, прижавшись к его широкой груди, и, как застуканная за списыванием школьница, не решаюсь поднять на него глаза. А тем более, посмотреть на маму.

Может, мама ничего не заметила?

Может, упрямый баран Антон не понял, что я сдалась?

Но он улыбается.

И мама тоже улыбается.

— Что-о? — обиженно выдавливаю из себя я.

— Моя молочная девочка, — шепчет мне он. И хохотнув, уточняет: — Моя вонючая молочная девочка.

Я отстраняюсь:

— Да иди ты! — смеюсь и замахиваюсь. Но всякое шевеление вызывает во мне неприятные чувства.

Фу-у! Такая мерзость! И как он с «этим» еще и шел?

Но Антон без видимой скованности движений наклоняется и поднимает пустую бутылку, которая в какой-то момент, упущенный мной, выпала из его рук. И, помедлив, протягивает маме.

Кстати, мама уже стоит в двух шагах от нас.

— Ну вы вообще! — дергает головой она. — С ума посходили! Как дети малые! И молоко перепортили! Как ты теперь с мокрым задом домой-то поедешь, — морщится и забирает бутылку, — а? Парень моей дочери!

Антон премило смеется:

— На правах парня вашей дочери, наверное, смогу остаться на ночь у вас?

— Ага! Еще чего! — не понимая шуток, ворчит моя хмурая мама. — А ну-ка давайте, бегом: ты в душ, а ты… тоже в душ! — подталкивает нас в спины она. Но, спохватившись, шумит вдогонку: — Только в другой! Слышишь? В другой! — И добавляет: — И без фокусов там!

В нашем доме две ванные комнаты. Одна находится в пристройке, по соседству с летней кухней, где есть только душ и раковина на случай, если ты, к примеру, весь день провозился с чисткой загона. А вторая — большая и удобная, с ванной и просторной душевой кабиной. Именно в ней под тугими теплыми струями тропического ливня я могу зависнуть на час, а то и на два, предаваясь водному релаксу.

Но сейчас я не настроена себя баловать: для начала я тайком пробираюсь в пристройку, чтобы добыть себе номер его телефона, так, на всякий случай, а уж после ныряю в ванную. Я наспех смываю с тела молочные потеки и запах, который кое-кому не угодил — ах, какие мы нежные! — и, едва ли намочив волосы, вытираюсь. Утрясти в голове один незамысловатый факт просто напросто не получается: как так вышло, что этот прилипала с настоятельной рекомендации моей мамы в данный момент без какой-либо одежды находится буквально через стенку от меня?