Черная книга - Иван Гурьянов, Ал. Александровский, Михаил Фоменко (2017)

Красное домино, до сих пор не произнесшее ни слова, отвечало громким, твердым голосом:

— Ты хочешь бежать, Леблан. Я это знаю…

С диким криком схватил доктор револьвер.

— А, ты хочешь помешать моему бегству! Умри же, проклятая!..

Доктор спустил курок.

Когда рассеялся дым, Леблан был один в комнате.

Красное домино исчезло.

Глава V. Уличная певица в Париже

Бегство Леблана взволновало всю Венецию. Одни нападали на сенат за то, что он отпустил такого важного преступника под залог; другие находили, что городу важнее получить огромную сумму в свое распоряжение, чем казнить человека, может быть, и в самом деле, невинного. Большинство признавало, что у доктора не было никаких причин убивать Лючию. Что он, чужестранец, мог иметь против нее? О грабеже не могло быть и речи, — доктор был богат!..

К тому же? Лючия теперь настолько поправилась, что уже встала с постели.

И даже Луиджи и отец его склонны были теперь отнестись к случившемуся мягче.

Таким образом, месяца через три после преступления волнение мало-помалу улеглось, и о преступнике начали уже забывать.

Доктор Леблан уже давно был в Париже.

Здесь, в маленьком домике в Елисейских полях, он медленно поправлялся от пережитых потрясений.

Еще и теперь, в бессонные ночи, пред ним вставал образ Лючии, и он весь дрожал, вспоминая ужасное мгновение, когда мнимая покойница открыла вдруг глаза.

Чтобы не оставаться по ночам наедине с этими воспоминаниями, доктор начал вести странный образ жизни. Днем он почти не выходил из своей квартиры и спал весь день; с наступлением же вечера он отправлялся гулять по Парижу, заходил в рестораны, играл в карты, посещал всевозможные увеселения — только бы рассеяться, забыться, не думать о пережитом, не ломать голову над вопросом, кому и зачем понадобилась смерть Лючии? Кто эта таинственная женщина, толкнувшая его на преступление?

Однажды вечером Леблан, по обыкновению, бродил по улицам и, незаметно для себя, очутился в одном из бедных кварталов Парижа.

Было уже довольно поздно, и на улицах только изредка попадались прилично одетые прохожие, спешившие по домам.

Зато на каждом шагу попадались накрашенные женщины, сутенеры и тому подобная публика.

Вид этих людей внушал Леблану отвращение, и он поспешил уйти из этого квартала.

Дойдя до моста, перекинутого через Сену, он вдруг остановился.

Чудный женский голос пел арию Миньоны:

«Ты знаешь ли тот край?..»

Вокруг уличной певицы собралась порядочная толпа слушателей. Грубые сердца проституток и сутенеров были, видимо, тронуты нежной арией, а еще более голосом и выражением, с каким арфистка исполняла ее.

— Полиция! — крикнул вдруг кто-то из толпы, и в один миг на мосту остались только доктор и певица.

Ей, очевидно, нечего было бояться полиции.

С усталым видом опустила она арфу на землю и прислонилась к фонарному столбу.

— Как вы смеете петь ночью на мосту? — загремел голос полисмена. — Идем в участок!..

— Ради Бога, г-н полицейский… Я только пела… мой ребенок голоден… — в отчаянии молила певица.

— Знаем мы «ребенок голоден», — грубо оборвал ее полисмен, хватая ее за руку. — Идем!

— Руки прочь! — крикнул Леблан, отталкивая полицейского. — По какому праву тащите вы ее в участок? Она даже ведь не просила милостыни…

— Ого! Вы осмеливаетесь, сударь, вмешиваться в распоряжения полиции! Вам это так не пройдет! Вы пойдете вместе с ней…

Полицейский не окончил.

Сильным ударом кулака Леблан повалил его на землю.

— Вашу руку, сударыня, — обратился доктор к певице. — Идемте скорее, пока полицейский не опомнился и не позвал на помощь других.

Не обменявшись ни единым словом, доктор со своей спутницей быстро шли по улицам и переулкам, стараясь запутать следы на случай, если бы полицейский стал их преследовать.